Слово вора. Владимир Колычев
о чем я, пацан?
– Ну, не слышно, – пожал плечами Паша.
– Не заносит он долю, это плохо.
– Кому не заносит?
– Видишь, Тиха, малютка плохо воспитан, не понимает, что нужно заносить на общее благо.
– На общак? – спросил Паша.
Он, конечно, знал, что существует воровской общак, Дорофей говорил, но так, вскользь. Он же вроде как от дел отошел, сам воровать больше не собирался, Пашу на чужие карманы да сумочки натаскал, его руками каштаны из огня таскать хочет. Ну так Паша никогда и не считал его хорошим человеком. Просто некуда ему от Дорофея деться. Родители погибли, квартира в Москве осталась, тетя Рая дочь свою с мужем туда вселила, а Пашу к себе в Щитниково забрала, он уже шесть лет с ней живет. И терпит ее собутыльников. Но уж лучше так, чем в детском доме пропадать.
– Тиха тебя в деле видел, удочка у тебя неплохо подобрана. А ну-ка! – Седовласый не побрезговал, взял Пашу за руку, осмотрел пальцы. – Шевельни мальцами!.. Хорошо… Дорофей свое дело знал. Пока на стакан не сел…
Мужчина отпустил руку, немного подумал и посмотрел Паше в глаза.
– Скажешь Дорофею, что будешь работать под Савой, здесь, на Плёшке, он все поймет.
– А если нет? – набравшись смелости, спросил Паша.
Не собирался он ни с кем работать, и, вообще, дурное это дело – людей обкрадывать. Паше только на хлеб насущный и нужно. Ему на хлеб, а Дорофею и тетке на водку. Пьют они много, на них Паша, в общем-то, и работал. Осталось еще только под какого-то Саву впрячься для полного счастья.
– Анархистам здесь не место, – сказал Сава и, глянув на Тиху, повернулся к Паше спиной. Не царское это дело – с мелкотой разговоры водить.
– Я не анархист, – тихо сказал Паша, когда Сава растворился в толпе. – За мной Дорофей.
– Фуфло твой Дорофей, – скривился Тиха. – Не канает его маза!
– И что?
– Я бы тебя ударил, да за тебя сам Сава сказал. Знаешь, кто это?
– Ну, может, и слышал, – замялся Паша.
– Если не слышал, значит, ты еще не родился, – усмехнулся долговязый.
– Саву все знают! Саву в девятнадцать лет короновали, понял? – с гордостью за своего шефа вскинулся Тиха.
– С ним человеком станешь, – сказал коренастый. – А без него сдохнешь!
– Мы это устроим! – кивнул долговязый.
Он ничуть не шутил, угрожающе глядел на Пашу. Высокий, худой, руки длинные, тонкие, но кулаки не маленькие. И крепко сжаты. А в глазах слепая преданность общему делу и своему коронованному хозяину. Скажут Пашу на нож поставить, поставит без малейшего сожаления.
– Да не пугай пацана! – махнул на него Тиха.
– А это еще не ясно, настоящий ли он пацан или девочка, – скривился долговязый.
Паша имел полное право обижаться до слез, Дорофей говорил, хоть разрыдайся, если оскорбили, но сначала в морду. Или на перо!.. Паша соглашался, но Дорофей ему не верил, заставлял бить кулаком по стене, по замшевому ковру с оленем на нем. Оленю в морду заставлял бить. Но в кожаных