Выходи гулять! Путешествие по дворам нашего детства. Алексей Федоров
рупкость, из-за чего друзья попеременно гремели гипсом. Меня подвела ива, но оказалось, что они с тополем родственники. Хрупкости следует отдать должное: Москву основательно проредил от тополей легендарный ураган 98-го года.
Когда я был маленьким, было ощущение большой страны. Плохая она была или хорошая – об этом до сих пор спорят историки, политики и большинство моих знакомых. Но одно могу сказать точно: жить в ней было безопаснее. В наш двор (а именно из двора, словно из гоголевской «Шинели», выходили тогда в жизнь новые поколения москвичей) родители спокойно отпускали гулять своих детей. Когда начинало темнеть, дворы наполнялись протяжными родительскими голосами: «Серё-ё-ёжа, домой! Ви-и-и-и-и-и-ика, домой!» Вслушиваешься – нет, не меня, какое счастье. А если не повезло, набираешь полные лёгкие воздуха и что есть силы шлёшь в сторону дома стандартное звуковое сообщение тех времён: «Пять минут!!!»
В большой стране были большие очереди. Очередь выстраивалась буквально за чем угодно, от хлеба до бижутерии. Когда я рассказываю своим детям, что на моей руке шариковой ручкой был написан номер 724, который нельзя было смывать три дня, они недоверчиво улыбаются. Когда однажды показал им, где заканчивалась очередь в булочную, тоже не поверили: не может очередь за хлебом тянуться через весь квартал. С годами я, кажется, понял ещё одну причину ажиотажа – такого вкусного хлеба мы не ели больше никогда в жизни.
Наше дворовое детство пахло сиренью и забродившими арбузами, дизельным чадом рейсового «Икаруса» и пластиком аудиокассет, индийским чаем и жвачкой «Турбо». Удовольствия были простыми, подарки запоминающимися – на день рождения тебе могли подарить жевательную резинку. Наличие вкладыша вместо фольги возводило счастье в абсолют. Потому что сразу появлялся пропуск в мир большой игры – настоящий джентльменский клуб нешуточных баталий во вкладыши. Девочек сюда не допускали. Пока они прыгали через резиночку в школьном дворе, пацаны со сбитыми набок пионерскими галстуками, рассевшись под школьной лестницей, истово стучали по полу ладонями, переворачивая бумажные квадратики с изображением автомобиля или динозавра. Игра азартная, на выигрыш нередко ставили мелочь, поэтому учителя и дежурные старшеклассники отлавливали игроков и нещадно наказывали.
Один раз меня поймали. Строгий комсомолец с едва пробивающимися усиками вытянул меня за ногу из-под лестницы, крепко взял под локоть и потащил к кабинету директора. Правда, по дороге мы завернули в мужской туалет.
– Мелочь есть? – спросил он не церемонясь.
– Я всю проиграл, – попытался я соврать убедительно.
– Выворачивай карманы, – не поверил мне старший.
Я вывернул так, чтобы пятнадцать копеек остались зажатыми в кулаке:
– Вот.
Тут же последовал подзатыльник:
– Кулак раскрывай.
Пятнадцать копеек переместились в карман комсомольца. Опытным движением старшеклассник залез за пазуху моего школьного пиджака и извлёк солидную пачку вкладышей, в большинстве от «Турбо». Всё моё состояние! Послюнявив палец, медленно пересчитал. Двадцать восемь. Ещё раз, уже быстрее, отсчитал четырнадцать и убрал себе. Оставшиеся небрежно запихнул мне обратно в пиджак:
– Дуй отсюда и больше не попадайся.
Сердце заколотилось, ком моментально подступил к горлу, в носу защипало, слёзы тут же брызнули из глаз. В бессильной злобе, почти не контролируя себя, я проскулил:
– Обул, падла!
Комсомолец резко развернулся в дверях, я уже был готов к удару под дых и последующим поджопникам, но он лишь снисходительно улыбнулся:
– Да не ной ты, я тебе по-братски оставил. Отыграешься.
Компашка
Сначала я познакомился с Максом. В первом классе я уже дулся на маму за то, что всё ещё не отпускает меня гулять одного. В качестве компромисса была выбрана методика невидимого слежения: мама сидела на лавочке в центре детской площадки, а я курсировал по периметру двора, ощущая себя почти свободным. Копошась в куче мокрых осенних листьев, я увидел парня, слонявшегося вдоль забора старого детского сада. Парень подходил всё ближе и ближе. В какой-то момент он остановился совсем недалеко.
– В эту кучу можно прыгать с забора, – обратился он ко мне после долгой паузы.
– Я хотел, но на него трудно залезть, – ответил я.
– Трудно, если ты один. Я могу тебя подсадить, и ты прыгнешь. А потом ты поможешь мне, – предложил он.
– Я, кстати, Лёха, мне почти семь, – прохрипел я, изо всех сил подтягиваясь на железную планку забора. Ноги отчаянно проскальзывали по мелкой рабице, новоиспечённый товарищ в это время тужился, заталкивая меня наверх. – Но одноклассники зовут меня Поэт, потому что я пишу стихи и уже прочитал несколько стихотворений перед классом.
– Максим, мне восемь, – ответил он, когда я наконец очутился наверху и балансировал на тонкой рейке, словно канатоходец.
У Максима была старшая сестра, которой было поручено наблюдать за братом издалека, кроме того, на балкон третьего этажа периодически выходила мама. В