Она – моё табу. Настя Мирная
т учёбой.
Провожу ровную линию, прописываю все данные в отведённые для этого поля и поворачиваюсь к нервно стучащей пальцами по колену пятнадцатилетней сестре. В очередной раз поражаюсь, как при такой внешности умудряется прикидываться пацаном. Ещё годик и будет отбиваться от парней, а нам, как братьям, придётся за ней приглядывать, чтобы не набила себе шишек раньше времени.
– Тебе чего, Даня? – спрашиваю со слабым раздражением.
Ужасно не люблю, когда меня дёргают во время работы.
– К тебе пришли. – лениво тянет сестра, ковыряя ногтем разодранную коленку.
– Кто? – выбиваю, подрываясь со своего места.
Она безразлично передёргивает плечами и так же спокойно сечёт:
– Не знаю. Мужчина в форме. У него какое-то письмо
– И какого хрена ты молчишь? – рыкаю, обдавая сестру бешенством.
– Ты же просил тебе не мешать. – как ни в чём не бывало добивает и спрыгивает с кровати.
Бегом пролетаю по ступеням и сразу на пороге замечаю мужика в военной форме. Притормаживаю, но не останавливаюсь полностью, пока до него не остаётся расстояние вытянутой руки. Тяжёлым взором прохожу по нему с головы до пят, уже понимая, для чего он здесь.
– Дикий Андрей Викторович? – толкает без излишков эмоций.
Сдержанно киваю и протягиваю руку для приветствия. Военнослужащий пожимает её и передаёт мне конверт со словами:
– Вам повестка на срочную службу в армии. Распишитесь здесь.
Протягивает мне планшет с ручкой и указывает место. Ставлю роспись и вскрываю конверт, не замечая, как мужик уходит, а за спиной маячат младшие двойняшки, стараясь заглянуть через плечо.
– Что это за письмо?
– Какая интересная эмблема.
– Что там написано?
– Любопытной Варваре, Даня. – обрубаю, бегая глазами от строчки к строчке.
Вечером, когда родители возвращаются с работы, помогаю маме накрыть на стол, но о визите военкома пока молчу, предупредив об этом Даньку и Тиму. Не хочу, чтобы предки узнали об этом раньше, чем младшие братья набьют животы.
Когда тарелки пустеют, а их место занимают чашки с травяным чаем, сжимаю свою в руках, делаю глоток и оставляю в сторону. Глубоко вдыхаю, на пару секунд прикрыв глаза. Собираюсь с мыслями и, конечно, готовлюсь к противостоянию. Коротко прокашлявшись, привлекаю внимание семьи и озвучиваю принятое решение:
– Сегодня мне принесли повестку из военкомата. Осенью я ухожу в армию.
Реакция родных вполне ожидаема. Мама вскрикивает и зажимает рот ладонью, словно я навсегда уезжаю. Папа хмурит лоб, брови встречаются на переносице, а младшие начинают наперебой галдеть и что-то спрашивать, но так, как делают они это одновременно, вычленить из их трескотни что-то одно достаточно сложно.
– Это твоё окончательное решение? – спокойно спрашивает отец.
– Да, пап.
– Как же учёба? – задушено выпаливает мама, дрожащими руками наливая воду в стакан через край.
– Возьму академ на год и пару месяцев. Уверен, что с ректором договорюсь без проблем.
– Ты можешь взять справку из института и уйти в армию после окончания учёбы. – с той же показной невозмутимостью снова включается папа.
Дробью вдыхаю и отрицательно качаю головой. На неопределённое время притихаю, задумываясь, как преподнести им причину, по которой не хочу откладывать срочку. Гул голосов младших братьев перекрывает все мысли. Морщусь, не имея возможности сосредоточиться на заданной задаче.
– Зачем тебе в армию?
– Это надолго?
– Ты поедешь на войну?
Тарахтят братья. И только дрожащий голос любимой сестрёнки не зудит по мозгам:
– Я буду скучать по тебе.
Открываю глаза и обнимаю Дианку за плечи. Прячу лицо в чёрных длинных волосах и хриплю на срыве:
– Я тоже, братишка. Но так надо.
– Все по своим комнатам. Нам необходимо поговорить с Андреем по-взрослому. – несётся строгий голос отца, и кухня медленно пустеет.
Как только в комнате остаёмся лишь я и родители, тишина контузит и оглушает. Дыхание спирает где-то в груди. Как оставить этих несмышлёнышей? Предки работают, а за ними нужен глаз да глаз, а то, как нехрен делать, во что-то вляпаются. Особенно оторва-Данька. Ей мало угнаться за братьями, всегда несётся вперёд, что-то доказывает, спешит и, конечно, косячит. Вечно вся в синяках и царапинах. Иногда мне кажется, что ближе сестрёнки у меня никого нет. Возможно, оттого, что сам ставил её на ноги, учил ходить не только в год, но и после ужасной аварии. Именно за неё переживаю больше остальных. Парни-то справятся, но она… Они воспринимают её как брата, не видят в ней почти девушку. Кто наставит её на путь, если не я? Маму она отказывается слушать напрочь.
– К чему такая спешка, Андрей? – настаивает мать, крохотными глотками поглощая воду стакан за стаканом. – Папа прав. Тебе надо сначала доучиться,