Клуб юных вдов. Александра Коутс
и дней рождения). Папа или Джулиет обычно звонят в четверг или в пятницу и в разговоре как бы невзначай, так, будто эта мысль только сейчас пришла им в голову, бросают, что давно меня не видели, а потом выдумывают всякие предлоги, будто кому-то из детей якобы понадобилось увидеться с единокровной сестрой. Я не против – только рада, что не надо самостоятельно готовить обед для себя одной, это так муторно и противно.
Это была идея Митча – чтобы я осталась жить в коттедже, построенном им для нас с Ноем. Я же и не задумывалась о том, где теперь мое место. После похорон прошло несколько недель, прежде чем в моей голове появились какие-то другие мысли, кроме как о том, как занавесить полотенцами окна, чтобы не впускать в дом свет, или как выжить на сельтерской и крекерах. В один из вечеров пришел Митч и принес накрытую фольгой тарелку с моей порцией – их друзья, исполненные лучших побуждений, каждый день, сменяя друг друга, уже целую вечность готовили им обеды, – и сказал, что они всё обсудили. Он закончит утеплять подвал и поставит мне обогреватель. Я могу оставаться, пока не замерзну.
Джулиет складывает кухонное полотенце и вешает его на ручку духовки. Входит папа. Он открывает холодильник и достает остатки пиццы.
– Кто-нибудь будет? – спрашивает он.
Пока дом был отдан в распоряжение шестилетних разбойников, ни у кого из нас не было возможности съесть что-нибудь посущественнее, чем горсть «Золотых рыбок» и, может, ложку мороженого.
– Нет, спасибо, – отвечаю я, хотя и понимаю, что на репетиции у Макса, куда я сейчас отправлюсь, времени поесть у меня не будет. – Мне пора.
– Подожди минутку, – говорит папа, садится и загораживает проход, будто шлагбаумом, вытягивая длинные и худые ноги. «Как циркуль», – говорила про них мама. Я унаследовала от папы высокий рост, за что ему очень признательна. От мамы же мне достались пышные формы, чему я совсем не рада. То, что я выгляжу старше, помогает мне проникать в бары и клубы, однако я бы с удовольствием обменяла свою «женственную фигуру» на типичное для подростков компактное телосложение.
– У нас даже не было возможности поболтать, – говорит папа, отгрызая кусок холодной пиццы.
– Поболтать? – хмыкаю я. Мы с папой не болтаем. Мы орем друг на друга – во всяком случае, так было до того, как он женился на Джулиет и все стало выглядеть более цивилизованно. Мама тоже была любительницей поорать. Первые воспоминания моего детства – хлопающие двери, сотрясающиеся стены и следующие за этим долгие, сдобренные слезами объятия. Джулиет предпочитает обсуждать все ровным тоном, и я играла по ее правилам столько, сколько могла. Я не орала, когда она переехала к нам. Не орала, когда они поженились. Не орала, когда папа коротко подстригся, или сбрил бороду, или стал носить строгие рубашки, устроившись на работу в банке.
Я не орала до тех пор, пока Ной не попросил меня переехать к нему и выйти за него замуж. Я думала, что мне не придется орать. Папа с мамой поженились, когда обоим было по девятнадцать, то есть на год больше, чем Ною, когда он сделал мне предложение. И я до сих пор считаю,