Второй брак Наполеона. Упадок союза. Альберт Вандаль
уходили или сдавались. Да к тому же гарнизоны, состоя отчасти из уроженцев Галиции, внутри самих себя таили измену и мятеж. Когда после сдачи Сандомира австрийский гарнизон проходил церемониальным маршем перед победителями, бывшие в его составе солдаты из галичан, как только заметили польские мундиры и знамена с водруженным на них белым орлом, прорвали ряды и, не повинуясь голосу своих офицеров, побежали, чтобы встать под обожаемые знамена.[113] Сопротивление нигде не было серьезно, 9 мая войска герцогства вступили в Люблин, 20-го в Замостье и 23-го во Львов.
По прибытии в этот город, Понятовский попытался дать восставшей провинции некоторую организацию н привести в порядок сбежавшиеся с разных сторон вооруженные партии. Для Галиции было учреждено временное правительство; была сформирована милиция и снабжена всем необходимым. Чтобы еще более воодушевить тех, кого он призывал к оружию, Понятовский льстил их патриотическим надеждам. Не объявляя положительно о присоединении их к великому герцогству, он убеждал их ожидать всего от будущего и вверить свою судьбу Наполеону. В прокламации, выпущенной от имени саксонского короля, говорилось, что их дальнейшая судьба будет зависеть от их собственного мужества и покровительства победоносного героя”. В распространяемых в изобилии уличных листках, газетных статьях, дневных приказах повторялись те же слова. Зажигательные речи, пущенные в население, возбужденное борьбой, опьяненное энтузиазмом, истолковывались им, как обещание вернуть ему отчизну[114].
Слух обо всем этом быстро дошел до Петербурга. Он вызвал там невыразимую тревогу и ужас. Опасность, которой там страшились, которую до сих пор только смутно провидели в туманном будущем, приближалась и принимала вполне определенные формы. Призрак превращался в действительность. Для России ясно было, что происходящим на ее глазах возрождением Польши затрагиваются ее жизненные интересы; что опасность угрожает ее единству, и она не на шутку встревожилась за обладание провинциями, которые достались на ее долю при трех последовательных разделах.
Надо сознаться, что прискорбные и характерные симптомы оправдывали ее опасения. Возмущение не ограничилось Галицией, оно перешло и русскую границу; опасное брожение началось на Волыни и в Подолии. В некоторых уездах исчезла вся молодежь: все бежали в вольную страну и поступали под знамена Понятовского. Ни надзор властей, ни объявленные строгие наказания не могли помешать эмиграции. В Каменец-Подольске увлечение было так сильно, что правительственные чиновники, поляки по происхождению и чувствам, исчезли все сразу, так что присутственные места опустели и должны были закрыться.[115] Великое герцогство и Галиция похищали у русского государя его подданных и должностных лиц, увлекавшихся заразительным примером. Заокраинная Польша как бы притягивала к себе ту часть Польши, которую поглотила Россия, не сомневавшаяся пока в крепости своих объятиий. Можно
Soltyk, 224 – 225.
Id., 136 – 267. Correspondance de M. Serra, résident de France à Varsovie, et de M. de Bourgo, ministre à Dresde. Archives des affaires étrangères.
Soltyk, 267.