Второй брак Наполеона. Упадок союза. Альберт Вандаль
давно предвидели его, и при этом припоминали слова, написанные в начале царствования одной московской дамой своей приятельнице в Вене: “Я только что присутствовала при короновании императора Александра. Я видела, как впереди государя шли убийцы его деда, подле него убийцы его отца, а за ним – его собственные”.[15]
По словам самых умеренных из русских, проживавших в Вене, вряд ли потребуется прибегнуть к крайним мерам, к “азиатскому средству”,[16] так как их правительство само собой вступит в свою естественную колею. Императору Александру, говорили они, опротивел французский союз; глаза его открылись, и достаточно самого легкого усилия, чтобы снова и уже окончательно привлечь его на сторону правого дела. Многие факты как будто оправдывали эти предсказания: так, в салонах Вены члены русского посольства, не двинув бровью, без всяких возражений, выслушивали самые резкие выходки против Франции. После свидания в Эрфурте граф Толстой, бывший посланник в Париже, отправляясь в Дунайскую армию, ехал через Вену. В Вене, где антифранцузские чувства были хорошо известны, он был блестяще принят и сделался на некоторое время героем дня. С непоколебимой уверенностью он ручался за благосклонность своего правительства, и его слова, озаренные блеском его ранга, его недавним положением, его известными связями с интимным кружком царя, имели характер почти официальный.[17] Группируя эти многочисленные симптомы, сопоставляя их с эпизодами, которые имели место во время и после свидания в Эрфурте, австрийский кабинет чем дальше, тем больше отказывался отнестись серьезно к франко-русскому союзу. Он видел в нем только бессильное пугало, призрак, который исчезнет при первом же прикосновении. Мало того, существующее положение казалось венскому кабинету настолько благоприятным, что он намеревался вступить с Александром в непосредственные объяснения. Один из наиболее видных представителей австрийской аристократии, князь Карл Шварценберг, только что получил назначение отправиться в качестве посланника в Петербург, где у императора Франца в продолжение нескольких месяцев был только поверенный в делах. Князь готовился к отъезду. Его миссии предсказывали большой успех и надеялись, что его мощное красноречие рассеет последние колебания Александра и довершит уже далеко подвинувшийся в нем поворот к прежнему. По мнению Наполеона, чтобы прекратить эти происки и сразу же отнять у Австрии всякую надежду, достаточно было, чтобы Александр, если он действительно хотел сдержать свои обязательства, высказался во всеуслышание определенно, тоном, не допускающим никаких возражений и никаких разговоров, чтобы его энергичное, не допускающее неправильных толкований слово заставило замолчать австрийцев и русских, – всех, кто осмеливался предвидеть его вероломство; чтобы он, немедля же, объявил, что только он может распоряжаться в России, что он готов властно вмешаться в дела Европы, что он подавит попытки нарушить мир на
Депеша Андреосси, 13 декабря 1808 г.
Joseph de Maistre, Mémoires et Correspondance, p. 322.
Депеши Андреосси, 13 и 24 декабря 1808 г., 15 января 1809 г.