Предистории. Григорий Неделько

      Ну почему «шут гороховый»? Незаслуженная обида жгла сильнее раскаленного железа. Чем он такое заслужил? Петруша прижался к подушке, сильно-сильно – и через какое-то время задремал…

      А приснилось ему, словно он шел куда-то в темноте, в чреве пещеры, и знал, что впереди – Логово. И сидит там Зверь, обмануть которого практически невозможно. Но необходимо. Это противоречие сводило с ума, заставляло не подчиняться законам сна, выйти из них, обрубить концы и предстать перед Светом не кем-то, а – человеком…

      Петруша подпрыгнул в кровати как ужаленный, заслонился от света и невольно опустил руку. Ничего и никого. Он был один. Скомканное одеяло валялось на полу. Подушка рядом. И все. Но только ощущение, что он на верной дороге и истина спрятана где-то совсем неподалеку, никуда не ушло. Осталась рядом и… навсегда. А еще остались в памяти эти жвалы. И взгляд. Полный холодной ненависти и жажды непонятно чего. Голодный взгляд дикого зверя. Петруше на секунду даже стало жаль Зверя: столько лет в одиночестве, голодным…

      А потом он мгновенно посерьезнел – хватит!

      «Говорите, шут гороховый? Я для вас – шут?!»

      И он выпрыгнул из постели. Потому что есть интуиция, есть предвидение… А для него было – узнавание…

      Дед с бабкой сидели на кухне перед телевизором и о чем-то негромко спорили – из-за застекленной двери доносились их раздраженные голоса. Кажется, решали, что смотреть, футбольный матч или сериал. Петруша не стал отвлекать их от этого важного дела и вернулся в комнату. Выглянул в окно и едва не вскрикнул от неожиданности.

      По двору шел тот самый сосед. Иван Иванович, кажется, так его называли соседки. Шел медленно, ссутулившись, и казалось бы, в этом не было ничего необычного, если бы не тянущиеся от него во все стороны нити. Точно такие же, какие примерещились Петруше утром, перед школой, только теперь их было гораздо больше. Полупрозрачные, на вид довольно хлипкие, но мальчик почему-то был уверен, что на самом деле порвать их сложнее, чем самый лучший шелк. А еще – что никто, кроме него, не видит эти нити и даже не догадывается о них…

      Иван Иванович уже почти дошел до конца двора и собирался свернуть за угол соседнего дома. Еле заметные нити тянулись за ним, а их верхние концы терялись где-то высоко в облаках…

      Петруша бросился в прихожую, крикнул в сторону кухни: «Я погулять!» – и, накинув на одно плечо куртку, выскочил на лестницу. По заплеванным ступенькам, вниз по пропахшим мочой пролётам, он несся чуть ли не кувырком – надо было спешить, странный Иван Иванович мог уйти слишком далеко, свернуть еще куда-нибудь, скрыться из виду!

      Мальчик вылетел во двор, пронесся по нему, перепрыгивая через детскую песочницу и скамейки, забежал за дом, перед которым видел соседа из окна, и огляделся. Впереди была знакомая улица, по которой он каждый день ходил в школу, по ней быстрым шагом шли хмурые прохожие, мимо проносились заляпанные грязью машины… Где же сосед? Неужели Петруша опоздал и тот уже уехал на автобусе?

      Но