Вихреворот сновидений. Лана Аллина
не купишь ни за какие деньги. Просто умереть – не встать… Говорит с ней только о работе, подчеркнуто официально – но подтекст, взгляд! И смотрит ей прямо в глаза вкрадчиво, обволакивает, взгляд обещает… А глаза! Глаза его, обычно матовые, лакированные, сейчас блестели, в них зажегся первозданный мужской огонь… только вот… он был холодный, огонь – он не согревал.
М-да, видно, верно говорят: седина в голову – бес тянет за бороду… Хоть шеф и намного старше ее – лет на пятнадцать-то уж точно, но он очень даже ничего себе… он всегда ей нравился, только как-то отвлеченно.
Вера работала, не поднимая головы, еще несколько часов. Тем временем – буфет в субботу, конечно же, был закрыт – Машка, организовав себе в помощь двух ребят из информотдела, сбегала по-быстрому в магазин. Закупили хлеба, кучу лежалых позапрошлогодних плавленых сырков, мало съедобное печенье, какой-то до невозможности жирный торт, весь испещренный розочками почему-то сплошь ядовито-зеленого или сизого цвета. Нарочно такие, что ли, ваяют, чтоб не съесть его много? Сделали чаю, немного перекусили все вместе, затем Машка отдала свои материалы шефу, спросила Веру, не нужен ли ей хороший растворимый кофе и сколько банок взять на ее долю, а то в понедельник это дефицитное счастье придет в заказе мужу на работе. А может, – настаивала дотошная Машка, – Вере еще что-нибудь нужно? Например, хорошие конфеты в коробках или черные колготки в сеточку – мечта, но это еще если будут! (Машка постоянно что-то доставала через многочисленных знакомых). И – убежала домой объясняться с неверным мужем, попрекать его мокрыми детскими варежками, скандалить и страдать.
А тем временем по опустевшим коридорам и кабинетам института уже бродил шалый субботний вечер, с недоумением вопрошая, что же делают люди в пустом учреждении.
Вера отложила ручку и задумалась. Перевод навел ее на мрачные размышления. Такого ведь не напишешь, даже в ее закрытой диссертации ДСП ну никак не напишешь. Непременно вычеркнут – если не научный руководитель, то Витька Николаев из Первого отдела[56]. Он, конечно, не так чтобы уж очень-то в этих проблемах разбирается, но уж при последней читке сообразит как-нибудь, по ключевым словам. Чик – и все! А ведь как здорово было бы включить эти материалы, которые она сейчас перевела, в текст… Прямо так и просятся. Без этого ее диссертация – да кому она, в сущности, вообще нужна, если нельзя писать даже не всю правду, а только, может быть, совсем чуточку этой правды? Зачем тогда вообще ее научная деятельность, да что – ее! Всего их института.
Но нет. Такое уж точно не пропустят. Так же, как и этот самый еврокоммунизм, будь он неладен! В диссертации главлит[57] зарубит, и даже в этой справке в ЦК шеф не разрешит написать все как есть, хотя наверх они требуют материалы самые острые и объективно отражающие реальность.
А ведь, по сути дела, это именно тот самый третий путь, который, вероятно, ни в теории, ни на практике еще не полностью исчерпал себя, который
Первый отдел в советском учреждении отвечал за идеологическую чистоту сотрудников и контролировался КГБ. Сотрудник этого учреждения, как правило, возглавлял или курировал его.
Главный орган цензуры в СССР: через этот идеологический фильтр в обязательном порядке проходили рукописи монографий, диссертаций и пр.