Святой Грешник. Mr.R
взял уголь. Первая линия дрогнула, как спутник на орбите.
На рассвете Лёва принёс рисунки в церковь. На них было:
Школа, превращённая в ракету.
Одноклассники в скафандрах с надписью «Страх».
Он сам – с крыльями из книжных страниц.
– Почему ты не сжёг это? – спросил Арсений, разглядывая космические шторма.
– Потому что ты показал мне другой способ гореть.
Внезапно дверь распахнулась. Ворвался отец Лёвы, краснорожий от водки:
– Дома сидишь, как партизан, а тут с бомжами шатаешься!
Арсений встал между ними. Прикосновение к груди пьяницы вызвало волну:
Похороны жены (рак лёгких от заводской пыли).
Страх, что сын повторит её судьбу.
Любовь, задушенная водочным угаром.
– Он не бомж, – вдруг сказал Лёва. – Он… космонавт. Летит туда, где боль становится светом.
Отец застыл. Возможно, впервые за годы увидел сына. У Арсения пошла носом кровь.
На следующий день Лёва нарисовал на стене церкви ангела с телескопом вместо сердца. Арсений, лёжа в лихорадке, услышал, как Марина ворчит у алтаря:
– И чего ты мучаешься? Небось, опять чужую орбиту на свою перетянул.
– Не орбиту, – прошептал он. – Траекторию падения.
„Мы все – падающие звёзды. Одни сгорают, чтобы другие загадали желание». Но Арсений начинает сомневаться: что, если его жертва – лишь искра, которую никто не заметит“?
Глава 3: "Кровь на пороге"
Арсений услышал крики, проходя мимо покосившегося дома с забитыми окнами. Женский голос, приглушённый ударами, вырывался сквозь щели: «Прости! Я больше не буду!». Он узнал эти интонации – так когда-то молила его мать, прижимая к груди разбитую Катю.
Дверь была не заперта. В прихожей пахло затхлостью и водкой. На полу валялась детская погремушка, обмотанная изолентой. Арсений замер, услышав хриплый мужской смех:
– Ну кто тебе теперь поможет, а? Твой Бог? Или этот хлюпик-сын?
Заглянув в кухню, он увидел их:
Ольга, прижатая к стене, с рассеченной бровью.
Виктор, её муж, с ремнём в руках. На его шее болтался нательный крест.
Арсений шагнул вперёд, но Ольга вдруг закричала:
– Уходите! Он убьёт вас!
– Нет, – Арсений протянул руку к Виктору. – Он убьёт себя.
Прикосновение к Виктору обожгло Арсения, как удар током. Он увидел:
Детство Виктора: отец, бьющий его за двойки, с криком «Научись быть мужчиной!».
Первая жена, сбежавшая с ребёнком. Пустая кроватка, которую Виктор разбил топором.
Крест на шее – подарок умершей матери, которая шептала: «Любить – значит терпеть».
Но за этой болью сквозила иная правда – наслаждение от власти. Удовольствие, с которым Виктор ломал тех, кто слабее. Арсений почувствовал, как его собственная ярость, годами сжатая в кулак, рвётся наружу.
– Ты… ты такой же, как он, – прошипел Виктор, тыча пальцем в грудь Арсения. – Ты тоже хочешь всех спасти, чтобы потом смотреть, как они ползают!
Ремень