Исправитель. Книга 2. Операция «Ананас». Дмитрий Ромов
спросил я.
– О! – подмигнул он и расплылся в улыбке. – О! Вижу, мужик, вижу, старая любовь не умерла! Да я шучу-шучу. Ну, сказал, что согласилась. Только он ведь бухает по-чёрному.
Мур вдруг стал серьёзным и, быстро посмотрев по сторонам, наклонился ко мне и перешёл на шёпот:
– Он, я слышал, наркотиками балуется. Так что не понимаю, как она согласиться могла. Наркоманы, ты знаешь вообще, – это же страшное дело. Из Америки эту дрянь нам завезли, а разные нестойкие товарищи… Ну, ладно…
– Может, завязал, вот и решил жениться.
– Не, я по глазам понял. Не завязал он. Но, говорит, любовь у них, ничего не попишешь…
Стало неприятно. Нафига ты тут нарисовался, Костя Муромов? Хорошо же было, так нет, пришёл и всё испортил.
– А ты сам-то как, Костян? – спросил я. – Не женился?
– Я что дурак? Раньше тридцати жениться вообще нельзя. На Западе, например, надо сначала на ноги встать, а потом уже о семье думать.
– Так, то на Западе, – протянул я. – Нам-то что до них? А на службе как?
– Ну, как, – расправил он плечи и выпятил грудь. – Сам видишь. Кликуха детская в люди вывела. Я ведь в МУРе теперь служу. Не зря Муром величали, да?
Он снова рассмеялся и взял меня за плечи.
– Сань, ты когда уезжаешь, вообще? Может ребят свиснем, пивка попьём? Я тут в место козырное провести могу. На праздники не останешься?
– Нет, Кость, завтра улетаю. Нужно на демонстрацию идти. Праздники праздниками, а обязанности, хоть и приятные, никто не отменял.
– Ну, да, это точно, – вздохнул он. – Слушай, а ты часто приезжаешь?
– Не очень, но бывает. Чаще проездом, в другие города.
– Слушай, ну когда в следующий раз появишься, ты позвони, ладно? Телефон помнишь ещё?
– Ага, – кивнул я. – Два-два, три-три, два-два, два-два…
Мур снова засмеялся.
– Совсем ты не меняешься, Жар. Какой был балбес, такой и остался. Ладно, бывай, рад был тебя видеть. И смотри, чтобы в следующий раз позвонил обязательно! Понял?
– Так точно, товарищ страшный лейтенант.
В Верхотомск я прилетел вечером тридцатого. Перчатки и прочие улики были сожжены, брюки выстираны, обувь вымыта и начищена. Бабушка расстроилась, что на день рождения я улетаю в свою ссылку и тому, что с Женей я решил завязать. Правда самой Жене я, кажется, мысль не донёс и высказался не вполне определённо и чётко.
Бабушка никак не могла взять в толк, почему я такой дурак и чурбан стоеросовый, но рассказывать ей про Колобка я не стал. Всё разрешилось и хорошо. Были и другие дела, по-настоящему важные и ответственные. Тем не менее, в сердце оставалась заноза. Маленькая, практически неощутимая, но неприятная и саднящая.
Летел я вместе с Зиной. Мы сидели в разных салонах, но в аэропорт приехали вместе. Она была радостной, почти что светилась. Эдуард одумался и снова вошёл с ней в контакт. Более того, он сообщил, что в те дни, что они не виделись, он чувствовал себя скверно и даже практически гадко. Он просил его простить и был прощён.
На радостях Ткачиха решила подвезти меня до дому на служебной «Волге», приехавшей её встречать.
– Жаров,