Александр Золотая грива. Андрей Ильин
помчался сообщить Кремню о происшедшем. Кремень пришел не скоро. В алой рубахе он явился, аки красно солнышко, неспешно и важно. Дворовые все попрятались, страшась хозяйского гнева, охрана на стенах усердно всматривается вдаль, словно вот-вот налетят на подворье с дикими воплями и визгом кочевники, хотя им, стражникам, дальше соседского забора ни черта не видно. Кремень аккуратно обходит кровавую лужицу, что натекла с убитых. Встает на бревно. Качается с пятки на носок, новые красные сапоги дружно поскрипывают, ветерок веет приятным запахом неношеной кожи. Мозолистая пятерня поднимается к затылку. Сдвигает соболью шапку на брови, так что глаза почти закрыло, осматривает побоище. Ничего не выражающие глаза останавливаются на пленном разбойнике.
Алекша сидит на перевернутой колоде для рубки мяса. Рядом валяются меч и дубовая палица. Старые доспехи небрежно брошены рядом и вообще вид у пленника такой, будто он после обеда отдыхает, еще б соломинка между зубов торчала. У Кремня аж кулаки зачесались. Однако он никогда не решал даже пустяшное дело сгоряча. Вот и сейчас – кулаки разжались, толстый указательный палец легонько тычется в соболиный ободок шапки, так что она съезжает на затылок. Солидно, как подобает хозяину, прокашливается.
– Вижу, не того болваном назначил, – пробасил, покачиваясь с пятки на носки. Красные сапоги весело заскрипели, соглашаясь с хозяином. – И кого ж мне теперь старшим гриднем ставить, а?
– Холуев хватает, – отозвался Алекша, – найдешь. Меня не вини, все видели, что я защищался.
Кремень грозно сдвинул брови.
– Дерзить вздумал! Мне!?
– Разбойник… – пожимает плечами Алекша. Послюнявил листок подорожника, приложил к царапине на плече. Кремень с трудом удержался, что бы не зарубить наглеца, но вообще-то лиходей прав, ведь князь строго запретил брать разбойников в полон. Теперь он никто и всяк волен его убить, даже последний холоп выше. Такому терять нечего.
– Эй! – рявкнул Кремень на весь двор.
Тотчас раздался грохот сапог, откуда ни возьмись, появился потный от страха гридень. От избытка усердия он все никак не может остановиться, топчется на месте и «ест» глазами хозяина.
– Здеся я! – орет во все горло.
Кремень брезгливо морщит нос, качает головой.
– Вижу, вижу, усердный ты мой. Покличь-ка сюда кузнеца.
– Слушаюсь!!!
Гридень поворачивается, вопит, что ест сил, на весь Киев:
– Кузне-ец!!!
От усердия раздулся, побагровел, только что на забор не вскочил, как петух и руками не захлопал. В кузнице прекратился железный перезвон, из багровой полутьмы выплыла жилистая фигура кузнеца. Черные от сажи крепкие руки упираются в бока.
– Слушаю, хозяин.
Кремень мотнул головой так, что соболиная шапка съезжает набок.
– Цепь, ошейник… К тебе в кузню, будет работать.
&nb