Ян Гус. Его жизнь и реформаторская деятельность. Михаил Михайлович Филиппов
взяло в университетском вопросе, как и в политических распрях, сторону немецкой партии и даже тайно подстрекало немцев против чехов. В 1403 году после Гуса ректором был избран баварец Вальтер Геррасер. Один немецкий магистр, Гюбнер, явился в роли зачинщика новой университетской распри. Как полагают, по поручению самого архиепископа, Гюбнер рассмотрел недавно перед тем появившиеся в Праге богословские трактаты Виклифа, извлек из них 21 положение, к которым присоединил 24 пункта, осужденные лондонским собором, и все это препроводил в архиепископский капитул. Официал Кбель и пражский каноник Нос отправили эти 45 пунктов ректору Геррасеру, а этот последний немедленно созвал совет из всех пражских докторов и магистров.
Заседание, на котором обсуждался вопрос о тезисах Виклифа, было весьма бурным. Главным защитником тезисов оказались бывший учитель Гуса, Станислав из Цнойма, и приятель Гуса, Степан из Пальча. Один из чешских магистров, Николай из Литомышля, закричал Гюбнеру: “Ты извлек эти положения неправедным, лживым, клеветническим способом!” Гус, в свою очередь, сказал: “Такие подделыватели книг, по моему мнению, более виновны, чем те два торговца, которых несколько дней тому назад сожгли на площади за подделку шафрана”. Но нашлись магистры, возражавшие Гюбнеру прямо по существу дела. Степан из Пальча бросил на стол экземпляр книги Виклифа и воскликнул: “Пусть, кто хочет – встанет и скажет что-либо против единого слова в этой книге: я берусь защищать”. Еще резче говорил Станислав из Цнойма: “Я берусь, – сказал он, – доказать, что из этих 45 тезисов ни одного нельзя назвать ни еретическим, ни ложным”. Это заявление до того скандализировало собрание, что некоторые из старших профессоров вышли из зала. Оставшиеся значительным большинством голосов постановили: воспретить как публичное, так и частное преподавание 45 тезисов, – решение, впоследствии игравшее важную роль в судьбе Гуса.
На первых порах осуждение 45 тезисов Виклифа нимало не поколебало положения Гуса ни в университете, ни на проповеднической кафедре. Популярность Гуса постоянно возрастала и, между прочим, увеличению ее способствовали многие пражские женщины, которые настолько увлекались проповедями Гуса, что нарочно селились близ Вифлеемской часовни. На них-то и намекает Гус в одной из своих проповедей, говоря, что некоторые женщины умнее и добрее отстаивают истину, нежели иные доктора богословия. Следует заметить, что Гус вообще был весьма застенчив и робок с женщинами; робость эта иногда доходила до подозрительности; но, убедившись в том, что он имеет дело с женщиной скромной и одушевленной высшими нравственными побуждениями, Гус тотчас изменял свое обращение и относился к таким женщинам просто и по-братски. В то время многие чешские дворянки отличались набожностью, доходившей до аскетического отречения от мира. Не вступая в монастыри, где жизнь часто вовсе не согласовывалась с монашеским обетом, эти дворянки проводили время в молитве и посте. Среди них попадались личности, в высшей степени восторженные