Бессердечный охотник.
быть, непросто было расти рядом с ведьмой.
Это был не вопрос, потому отвечать Руне не пришлось. Грудь ее все еще вздымалась, дыхание не выровнялось.
Он оглянулся через плечо на кровать с полупрозрачным балдахином лазурного цвета. Струящаяся ткань была собрана и привязана к каждому столбу, которых было всего четыре. Над изголовьем на стене висел портрет.
Бо́льшую часть полотна занимала Кестрел Уинтерс. Она была изображена в бархатном платье, отделанном кружевом, вьющиеся волосы убраны назад, благородное лицо открыто, словно для того, чтобы художник смог передать каждую черту, каждую морщинку. На этом портрете ей было около шестидесяти. Статью и красотой она, по мнению Руны, походила на вековой дуб.
Однако внимание смотрящего привлек ребенок на коленях у женщины. На девочке – кружевное платье с голубыми лентами, больше ничего изящного или утонченного в ее внешности не было. Яроко-красные щеки, будто она долго бегала, светлые с рыжеватым отливом волосы, некогда аккуратно причесанные, растрепаны и похожи на птичье гнездо.
На ногах – белые чулки, на одном колене пятно от травы. Руне было велено сидеть спокойно, но энергия в ней била через край, что по воле художника или непроизвольно отобразилось даже на картине. Глаза ее светились. В них плескались озорство и смех, словно девочке очень хотелось рассмеяться, но она держалась, наказанная хорошо себя вести.
Эта была любимая картина Руны. Ей всегда казалось, что она стремится передать ей какую-то тайну.
Хранить портрет ведьмы, которую сама предала, не противозаконно, но это может вызвать подозрения у Гидеона.
– Я готова была избавиться от картины, после того как ее отправили на чистку, – тихо произнесла Руна. – Но потом оставила, хотела не забывать, что зло кроется там, где меньше всего ожидаешь его найти. Я оставила картину, чтобы всегда об этом помнить.
Гидеон мог решить, что она говорит о зле, совершаемом ведьмами, как бабушка. Но для Руны злом было то, что она сделала с человеком, которого любила.
– Ты была очень милой, – сказал он, внимательно изучая ребенка на картине.
Руна посмотрела на него пристально. Вино на него не подействует, может, похожий эффект окажут ее слезы?
Питаешь слабость к девочкам, которые плачут?
Она еще не проиграла первую схватку. Надо взять себя в руки прежде, чем заклинание вытащит из глубин ее души еще более страшную правду.
– Только была милой? Сейчас нет? – Она откровенно кокетничала.
С помощью заколдованного вина сведения от него не получить, но есть и другие способы. Их она применяла и раньше к ничего не подозревающим молодым людям.
Стоило подумать, что подобное она проделает с Гидеоном, и внутри все стянулось в тугой узел. Однако действенные варианты закончились, другого она не видит. Необходимо спасти Серафину, сделать это можно, лишь узнав, где ее держит Кровавая гвардия. Руну не покидало предчувствие, что Гидеон сам отвез ее туда.
Внезапно он сосредоточил на ней все свое внимание. Направленная энергия вызвала дрожь.
– Милая? Нет. – Он рассматривал ее, глаза блестели от близости