Нана. Эмиль Золя
за его шутки.
M-me Лера, прочитав рецензию, объявила внезапно, что у всех мужчин черт сидит в икрах, и решительно отказалась от дальнейших объяснений своей мысли, вполне довольная этим веселым намеком, ей одной понятным. Между тем, Франсис окончив прическу Нана и, раскланиваясь, сказал:
– Я просмотрю вечерние газеты… Как всегда? В половине шестого?
– Принесите мне банку помады и фунт пралин от Буасье! – крикнула ему Нана, когда он затворил за собою дверь.
Оставшись вдвоем, племянница и тетка вспомнили, что они еще не поздоровались, как следует, и принялись целоваться. Рецензия их обеих привела в возбужденное состояние. Нана, до той минуты полусонная, снова почувствовала опьянение триумфом. О, Роза Миньон искусает себе все пальцы! Так как тетка не захотела пойти в театр, потому что, по ее словам, от сильных ощущений у нее ломит в желудке, то Нана пришлось рассказать ей все, как было. Рассказывая, она сама кружила себе голову. Весь Париж, по ее словам, дрожал от аплодисментов. Потом, вдруг, прерывая себя, она со смехом спрашивала: можно ли было предсказать все это, когда она каталась по грязи с уличными мальчишками на улице Гут-Дор! M-me Лера покачивала головой: «о, нет, нет! этого никак нельзя было предсказать». Она заговорила, в свою очередь, принимая серьезный вид, называя Нана своей дочерью. Да, и в самом деле, разве она ей теперь не вторая мать, после того, как настоящая мать сошла в могилу, вслед за папенькой и бабушкой? Нана, сильно растроганная, чуть не расплакалась. Но m-me Лера повторяла, что прошлое останется прошлым – о, грязным прошлым, в котором не следует копаться каждый день! Очень долго она не видалась с племянницей, потому что родня обвиняла ее в том, что она делает вместе с племянницей нехорошие дела. Господи, разве это для нее возможно! Она же убеждена, что Нана всегда вела себя чисто. Теперь же с нее довольно того, что племянница хорошо устроилась и что она любит своего Сына. Честность и трудолюбие – вот что всегда должно быть украшением женщины.
– А чей это ребенок? – прервала она себя вдруг, и глаза ее зажглись нетерпеливым любопытством.
Нана, огорошенная вопросом, колебалась секунду.
– Одного господина, – отвечала она.
– А знаешь, – продолжала тетка, – говорят, что он у тебя от одного каменщика, который таскал тебя за косы… Впрочем, ты мне когда-нибудь расскажешь все это. Знаешь, ведь, что я не проболтаюсь… О, я буду ухаживать за ним, как за маленьким принцем!
Она уже бросила ремесло цветочницы и жила шестьюстами франков дохода со своего капитальца, сколоченного по грошам. Нана обязалась нанять ей маленькую квартирку и, сверх того, обещала платить ей сто франков в месяц. Услыхав такую цифру, тетка пришла в большой азарт и закричала племяннице:
– Не давай им спуску, души их за глотку, раз они в твоих руках!
Она говорила о мужчинах. Они снова поцеловались. Но разговор перешел затем на Луизэ, и вдруг сияющее лицо Нана омрачилось: в голове ее мелькнула неприятная мысль.
– Ах, какая досада, – пробормотала она. – Мне нужно уйти из дому в три часа. Вот уж каторга!
M-me