Его превосходительство Эжен Ругон. Эмиль Золя
в колыбели. Ла-Рукет часто оборачивался, чтобы поглядеть на часы; когда стрелка показала без четверти три, у него вырвался жест отчаяния: он опоздал на свидание. Кан и Бежуэн, сидя рядом, не шевелились; руки их были скрещены, а глаза мигали. Тем временем, в дипломатической ложе, красавица Клоринда, не выпуская бинокля из рук, рассматривала Ругона, сохранявшего величественную позу дремлющего быка.
Однако, докладчик не торопился и читал в собственное удовольствие, двигая в такт плечами:
– Проникнемся же безграничным доверием, и пусть законодательный корпус припомнит при этом великом и важном случае о своем родственном с императором происхождении, которое дает ему, более чем всем другим учреждениям, почти семейное право присоединиться к радости государя. Как и сам монарх, дитя свободного желания народа, законодательный корпус в этот час становится голосом целой нации, долженствующим заявить августейшему новорожденному чувство неизменного уважения, непоколебимой преданности и безграничной любви, создающей из политических убеждений религию, обязанности которой благословляешь.
– Должно быть близко к концу, так как заговорил о почтении, религии и обязанностях, Шарбоннели рискнули шепотом передать свои впечатления, между тем как г-жа Коррёр заглушала носовым платком легкий кашель. Г-жа Бушар, в свою очередь, тихонько перешла в глубину трибуны государственного совета и села рядом с Жюлем д’Эскорайль.
Действительно, докладчик, быстро переменив интонацию голоса и переходя из торжественного в фамильярный тон, быстро пробормотал:
– Мы предлагаем вам, господа, прямо и просто принять законопроект в том виде, как он внесен государственным советом.
Пока он усаживался среди всеобщего гвалта на место, вся зала кричала:
– Очень хорошо! очень хорошо!
Послышались браво. Г. де-Комбело, не перестававший слушать с улыбающимся вниманием, крикнул даже: да здравствует император! но восклицание это затерялось в общем шуме. И полковнику Жобелэну сделали чуть не овацию за то, что он, стоя у края трибуны, где пребывал один, аплодировал своими сухощавыми руками, вопреки правилам. Весь восторг, каким были встречены первые фразы, проявился с повой силой. Барщина была отбыта. С одной скамьи на другую передавались любезности, между тем как толпа друзей бросалась к докладчику, чтобы энергически пожать ему обе руки.
Но, вот, среди гвалта начали выделяться крики:
– К прениям! К прениям!
Президент, стоя у бюро, как бы ждал их. Он позвонил и сказал зале, ставшей внезапно почтительной:
– Господа, большинство членов требует, чтобы немедленно было приступлено к прениям.
– Да! да! – подтвердила в голос вся палата.
Прений, однако, не воспоследовало. Немедленно приступили к голосованию. Обе статьи законопроекта, пущенные на голоса, были немедленно вотированы. Лишь только президент успевал докончить чтение статьи, все депутаты вставали как один человек, словно