Путешественница. Диана Гэблдон
принес ему горячую воду для бритья. Он побрызгал на щеки, чувствуя, как тепло успокаивает, помогая покончить с мучительными ночными видениями. Это были всего лишь фантазии, игра воображения. И, поняв это, он испытал облегчение.
Встретив Фрэзера в бою, он с превеликим наслаждением лишил бы его жизни, но ему никуда не деться от того факта, что, пока Фрэзер его пленник, честь не позволит ему причинить этому человеку какой-либо вред. К тому времени, когда Грей побрился и слуга одел его, он уже вполне пришел в себя и даже обрел способность взглянуть на сложившуюся ситуацию с оттенком некоего мрачного юмора.
Его дурацкое поведение при Кэрриарике спасло жизнь Фрэзера при Куллодене. Теперь долг уплачен и Фрэзер в его власти, но само положение Фрэзера как узника обеспечивало ему полную безопасность. Ибо, будучи очень разными, при всей их глупости или уме, наивности или опытности, все Греи были людьми чести.
Чувствуя себя немного лучше, он встретился взглядом со своим отражением в зеркале, надел парик и, перед тем как первый раз обратиться к заключенным, отправился позавтракать.
– Сэр, подать вам ужин в гостиную или сюда?
Голова Маккея, как всегда непричесанная, просунулась в дверь кабинета.
Грей, поглощенный разложенными на письменном столе бумагами, не сразу понял вопрос, неопределенно хмыкнул, потом поднял голову, сообразив, чего от него хотят, буркнул: «Сюда, пожалуйста», неопределенно махнул рукой и снова углубился в документы, не подняв головы, даже когда поднос оказался на столе.
Говоря насчет бумажной работы, Кворри не шутил: одно только пропитание узников и гарнизона требовало оформления бесчисленных приказов, запросов, предписаний, обязательств, счетов и прочих документов, составлявшихся непременно в двух экземплярах – второй для Лондона. Но кормежкой дело не ограничивалось. Повседневная жизнь тюрьмы, и узников, и стражников, и вольнонаемного персонала, как оказалось, не текла сама по себе, а требовала от начальника постоянного принятия решений по такому множеству вопросов, что первый день он только и делал, что читал, писал да подписывал всякого рода хозяйственные бумаги, постепенно приходя к мысли, что, если ему не удастся быстро найти толкового писаря, он загнется от тоски.
«Двести фунтов пшеничной муки для нужд заключенных, – написал он. – Шесть больших бочек эля для нужд казарм».
Его обычно изящный почерк быстро упростился до примитивной скорописи, витиеватая подпись сменилась лаконичным «Дж. Грей». Со вздохом отложив перо, майор закрыл глаза и помассировал переносицу, чтобы снять боль во лбу. Солнце не соблаговолило показать свой лик ни разу со времени его прибытия, и от работы весь день в дымной комнате, при свете свечи, глаза жгло, словно они стали горящими угольками. Его книги прибыли днем раньше, но он не успел распаковать их: слишком устал к ночи. Сил хватило только на то, чтобы промыть больные глаза в холодной воде и отправиться на боковую.
Какой-то подозрительный шорох