Альтернативный солдат. Андрей Ильин
дверь распахивается, в палату входит Клыкова. Разговоры мгновенно стихают, старики замирают, словно суслики возле норок, наступает тишина. Взгляд завхоза строг, рыжие волосы собраны в кулак на затылке, узкие губы сжаты в линию.
– Станислав, соберите постельное белье в палате. Потом зайдите в пятую, там лежит парали… обездвиженный пациент, поможете санитарке переодеть и сменить постель. Все ясно?
– Сейчас сделаю, – бодро отвечает Стас.
– А вы, – обращается она к старикам, – идите в комнату релаксации, по телевизору будут показывать обращение президента к федеральному собранию. Это важно! – повысила она голос.
Клыкова уходит, в неподвижном воздухе палаты остается запах настоящей «Черной магии» – где она ее раздобыла? – который безуспешно борется с «духаном» нестиранных носков, подмышек и кишечных газов. Спорщики спешно напяливают шлепанцы, раздаются шаркающие шаги, пациенты торопливо, словно испуганные гуси, идут к ящику. О свободе и демократии никто не заикается. Когда компания стариков вернулась в палату, Стас заканчивал уборку. Полы блестят непривычной чистотой, пыль и грязь с подоконников исчезла, кровати аккуратно заправлены чистым бельем.
– Кр-расота, как в гвардейском полку! – выразил чувства Таранов.
Сложенные лодочкой пальцы правой руки коснулись коротко стриженой головы, словно бывший офицер отдал воинскую честь.
– Да уж… образцово показательная палата, – желчно согласился Давило.
Мясистое лицо скривилось, щеки покраснели, будто обложка партбилета.
– Ладно вам острить, господа. Парень старался изо всех сил. Ведь раньше так чисто у нас никогда не было! – укорил товарищей Поцелуев.
Бывший актер элегантным жестом поправил зачесанные к затылку волосы, левая бровь приподнялась.
– Воздастся за бескорыстный труд сторицей, – улыбнулся Благой.
Прядь волос упала на лицо, скрывая длинный, с горбинкой, нос, впалые щеки окрасил румянец. И только пятый член компании, Николай Кувалдин, промолчал. Голубые глаза безмятежно смотрят на маленький мирок палаты, белые, как у альбиноса, ресницы, подергиваются, светлые волосы смочены водой и приглажены. Из всех Кувалдин самый молчаливый. Стас только единожды слышал его голос и подозревал, что он вовсе не умеет говорить.
– Форточку закрыть? – спросил Стас.
– Нет, пусть будет! Вонища тут … – проворчал Давило.
– Как скажите… Понравилось обращение?
– Чего? А-а, этого… так … – скривился Давило и развел руками.
– Нашел, кого спрашивать, – усмехнулся Таранов, – да ему ничего и никто не нравится!
– А что он такого сказал особенного, твой президент? – взвился Давило. – Одно словоблудие, как всегда – усилить, увеличить, добавить… кому, нам с тобой? Ты видел, какие морды в зале сидели? Вот им и увеличат, и добавят и даром раздадут.
– Можно подумать, что при твоей любимой советской власти