Рецикл. История Айвы Милович. Артем Ильин
Именно так звучала агония умирающей человечности.
Кто-то схватил Айву за плечо – пани Зильбер трясла ее как котенка и что-то кричала на иврите, иногда переходя на польский. Старуха с силой выволокла Айву из квартиры. С потолка посыпалась штукатурка, вокруг все тряслось, будто у дома выросли ноги, и он пустился в бешеный пляс.
Они спустились в подвал. Люди сидели на холодном полу, закрыв головы руками. Кто-то молился, кто-то плакал. Айва сидела и ждала, когда все закончится.
Наконец, вой громкоголосой сирены, рев немецких самолетов и стук колес военной техники по мостовой стихли. Айва ощущала только сильные толчки.
– Это гнев божий, – дрожащим голосом прошептала старуха Зильбер.
– Нет, пани, – ответила Айва. – Это дело человеческих рук.
Затем прекратились и толчки. Люди выбрались из убежища, где воняло сыростью, плесенью и царил полнейший беспорядок. Хотя выбирать не приходилось, – хочешь жить, – терпи.
Над крышами домов сияло желто-красное зарево пожаров. Как потом узнала Айва, немцы разгромили три продовольственных склада, школу и восемь жилых домов. Счет жертв шел на десятки. Остаток ночи ни Айва, ни Зильбер, ни другие жители дома не сомкнули глаз, а еще через несколько дней немцы вошли в Варшаву.
«Фантомные воспоминания, дежавю – это системный сбой»
Тяжелую поступь Моисея Айзенфельда Айва расслышала, как только он вошел в приемную. Ей жизненно необходимо присутствие Моисея – они многое пережили вместе, и старик Айзенфельд знал историю Айвы от начала до конца. По ее личной просьбе, он никогда ни о чем не распространялся.
Как только он вошел в кабинет и снял черное, как его называла Айва, «вампирское» пальто, она растянулась в улыбке Чеширского кота:
– Мой друг, я рада, что вы пришли, – произнесла Айва тоном не жесткого руководителя, а заботливой подруги. Между прочим, Моисей удостоился чести называться «Мой друг», что в конторе воспринималось весьма неоднозначно.
– Я не мог не откликнуться, Айва, – мягко ответил Моисей. – И я знаю, что тебя беспокоит.
– Вы всегда все знаете. И наверняка уже в курсе, кто стоит за убийством семьи Воронова.
Моисей тяжело вздохнул:
– Разумеется…
– Тогда не нужно так осуждающе смотреть на меня – я не чудовище.
– Я смотрю на тебя, Айва, и больше не вижу той женщины, что спасла мне жизнь. Ты стала, – он замялся. – Другой. Какой-то озлобленной.
– Я делаю все, чтобы оставались в неведении! Неужели только я беспокоюсь?
Моисей усмехнулся:
– Нет, дорогая Айва, ты зла, потому, что он тебя забыл.
Айва тщательно скрывала слабости, но Моисей их знал. Нет большего зла, чем то, что рождается в разбитом сердце.
– Почему-то никто не предупредил меня, что я буду просто вычеркнута из жизни!
– Все мы пережили потери, – снисходительно ответил еврей. – Пора бы уже смириться.
– А вы смирились? –