Измаил-Бей. Михаил Лермонтов

      Рукой дрожащей, торопливой

      Она поставила стыдливо

      Смиренный ужин пред отцом,

      И улыбнулась; и потом

      Уйти хотела; и не знала

      Идти ли? – Грудь ее порой

      Покров приметно поднимала;

      Она послушать бы желала,

      Что скажет путник молодой.

      Но он молчит, блуждают взоры:

      Их привлекает лезвеё

      Кинжала, ратные уборы;

      Но взгляд последний на нее

      Был устремлен! – смутилась дева,

      Но, не боясь отцова гнева,

      Она осталась, – и опять

      Решилась путнику внимать…

      И что-то ум его тревожит;

      Своих неконченных речей

      Он оторвать от уст не может,

      Смеется – но больших очей

      Давно не обращает к ней;

      Смеется, шутит он, – но хладный,

      Печальный смех нейдет к нему.

      Замолкнет он? – ей вновь досадно,

      Сама не знает почему.

      Черкес ловил сначала жадно

      Движенье глаз ее живых;

      И, наконец, остановились

      Глаза, которые резвились,

      Ответа ждут, к нему склонились,

      А он забыл, забыл о них!

      Довольно! этого удара

      Вторично дева не снесет:

      Ему мешает, видно, Зара?

      Она уйдет! Она уйдет!..

      Кто много странствовал по свету,

      Кто наблюдать его привык,

      Кто затвердил страстей примету,

      Кому известен их язык,

      Кто рано брошен был судьбою

      Меж образованных людей

      И, как они, с своей рукою

      Не отдавал души своей,

      Тот пылкой женщины пристрастье

      Не почитает уж за счастье,

      Тот с сердцем диким и простым

      И с чувством некогда святым

      Шутить боится. Он улыбкой

      Слезу старается встречать,

      Улыбке хладно отвечать;

      Коль обласкает, – так ошибкой!

      Притворством вечным утомлен,

      Уж и себе не верит он;

      Душе высокой не довольно

      Остатков юности своей.

      Вообразить еще ей больно,

      Что для огня нет пищи в ней.

      Такие люди в жизни светской

      Почти всегда причина зла,

      Какой-то робостию детской

      Их отзываются дела:

      И обольстить они не смеют,

      И вовсе кинуть не умеют!

      И часто думают они,

      Что их излечит край далекий,

      Пустыня, вид горы высокой

      Иль тень долины одинокой,

      Где юности промчались дни;

      Но ожиданье их напрасно:

      Душе всё внешнее подвластно!

      Уж милой Зары в сакле нет.

      Черкес глядит ей долго вслед,

      И мыслит: «Нежное созданье!

      Едва из детских вышла лет,

      А