Энигматист (Дело о Божьей Матери). Артур Крупенин
в архивах, полистай летописи. Я хочу знать про эту икону абсолютно все. Лады?
Глеб просто не мог не согласиться. Впрочем, так поступил бы на его месте любой историк. Неспроста ведь само слово «история» в переводе с греческого как раз и означает «исследование» или, по сути, расследование случившихся событий. Так что в душе Глеб тоже искренне считал себя кем-то вроде сыщика и в каком-то смысле коллегой Лучко.
Весь обратный путь он думал о том, что ждет его дома. Готовая к примирению любимая женщина или…
Одно Стольцев знал наверняка – очередной стычки он уже не выдержит. Как правило, в случае размолвки Глеб привычно замыкался в себе, стараясь в одиночку справиться с эмоциями. И, кстати, рано или поздно справлялся. Марина же, напротив, предпочитала все решать путем изнурительных обсуждений.
«Хочешь поговорить?» Эта фраза, даже произнесенная ее нежным голосом, обычно не предвещала ничего хорошего и пахла ток-шоу-марафоном, зачастую затягивающимся до самого утра. И каждый последующий такой разговор только усугублял боль от всех предыдущих.
Обычно ища примирения после ссоры, Глеб подбрасывал Марине маленькие записочки, где в коротких стишках либо подлизывался, либо высмеивал причину ссоры. На всякий случай он в уме уже сложил пару миротворческих четверостиший:
Твои глаза зелено-карие
Бывают как араукарии –
Точь-в-точь такими же колючими,
В сердцах прикидываясь злючими.
А на щеках твоих две ямочки –
Ну хоть сейчас на стену в рамочке.
Не можешь выбрать паспарту?
Так приложи меня… корту!
С замиранием сердца поворачивая ключ в замке, он все еще надеялся на чудо. Вот сейчас дверь откроется, а там все как раньше. Как будто и не было ссоры. Ни вчерашней, ни всех предыдущих. Остался последний оборот. Глеб вздохнул и закрыл глаза.
Жалобно лязгнув, замок отомкнулся. Легонько толкнув дверь, Глеб заглянул в прихожую. Чуда не произошло. На полу валялся ключ, к которому был прицеплен брелок, когда-то подаренный им Марине. Нет, похоже, стишки уже не понадобятся.
Лучко сидел перед экраном компьютера, задумчиво рассматривая изображение исчезнувшей реликвии. Все в этом деле представлялось следователю необычным. Он нутром чуял: что-то здесь не так. Картинка не складывалась. Икону похитили не абы откуда, а из самого Кремля. Пошли на огромный риск. И при этом украли не какого-нибудь там Андрея Рублева, а произведение неизвестного мастера. Ну не странно ли? Почему из всего собрания кремлевских икон, одного из богатейших в мире, украли именно эту, далеко не самую знаменитую вещь?
Капитан восстановил в памяти недавний разговор с директором кремлевских музеев.
– Ну а вы хотя бы запомнили, как выглядели эти ваши «реставраторы»? – спросил он у бледной как полотно Зарецкой.
– Артистически… – вот и все, что смогла ему сообщить главная свидетельница.
Он уже попросил предоставить ему записи камер наблюдения