Заратуштра. Андрей Гоголев
своего владельца встать, то, что должно было называться телом, складывалось, увивалось, и каждый раз немыслимыми позами-узлами; порой было невозможно понять: почему же ноги торчат из-за головы в противоположную сторону?!
А вот и тот, что был с глазами от желудка; теперь вообще никто не мог видеть его взора – он был слеп для внешнего, для внешних, для всех, так как взор зрачков его был направлен на созерцание голодной утробы, так же удивлённо и с укоризной смотрящей, но вверх, встречно.
Те, кто падал не лёгким касанием поверхности, вздымая хорошо различимые всплески шипящих капель вверх, коконы размещали на ещё оставшихся скорлупах их добродетели и отправляли в свободное плавание, говоря Чёрному кораблю – «Они твои!»; постоянное ожидание Чёрного корабля, спускающего обитателей в более низшие слои, висело над «скорлупниками» полотном надвигающегося смерча, стеной кошмара.
Падающие грузно, сразу исчезали в потоке. Но постепенно, обжатые нитями огня, они медленно всплывали по мере обмеления Огненной реки, они «плыли» к началу самого длинного этапа искупления, к пристани, ведущей к Галактическому дну.
Природа здесь была иной: река аР, как и Ра, давала жизнь местным населенцам, но жизнь питалась здесь не от животворения, но от злотворения; то, что сбрасывалось рекою с кромешников – их самооправдания, гордыня, замешенная на невежестве, и, наконец, сама их карма, – связывалось рекою в пакеты и забиралось Подземельной Империей как основной топливный источник всей её энергетики; здесь река мелела не вверх, по направлению к истоку, но вниз – к устью.
Коконы, выбрасываясь с клиентами на другой берег, исчезали бесследно, оставляя вновь прибывших перед распутьем. Но у кромешников не было собственного выбора: чудовищно огромное существо, миллионами холодносклизких отростков, которые можно было принять за его волосы, охватывало этапников и раскидывало их тела по трактам, которые многими нитями вели к местам обитания верных слуг Императора Подземельной.
Космической протяжённости не было: небо представляло собою плотный свод, окутанный постоянной ночью под Чёрным солнцем; бесцветный ландшафт без следов любви; убеждённо казалось, что надежда здесь мертва; радость, смех, упоение творчеством – этого ничего не ощущалось Заратуштрой. Кромешникам был определён лишь тупой труд и паузы забытья, которые здесь назывались сном.
Вокруг виделось имеющее подобие того, что принято называть Природой. Каждый ощущал присутствие каждого, смотрел, но не видел никого. Полный мрак, фосфоресцировали только почва и эквиваленты растений. Источников пищи было в изобилии: тела сами излучали и затем отторгали облекающую их ткань, клочья отваливались; люди ели по сути самих себя. Облик обитателей был человекоподобен, но черты смыты.
Чем глубже вдаль обращался взгляд Заратуштры, тем менее человекоподобными казались ему люди. В слоях чёрных паров преобладал густофиолетовый цвет. Человекоподобие представало в убогих и уродливых