Эти ваши люди. Жизнь неизвестных. Евгений Кузьмишин
следующего дня назначалось первое действие спектакля. Предварительная подготовка сводилась к тому, что в течение нескольких дней перед приездом доктора весь город начинал говорить только о нем, а печатные афишки распространялись даром и в огромном количестве.
Вечером в нанятом театральном или ином большом зале Тэйлор проводил операции. Каждая операция – каждая – предварялась вступительной речью врача «коротенько, минут на сорок» – буквально! Об этом пишет его биограф Дэвид Джексон. Невыносимость зрелища для зрителей была еще более отягощена особыми представлениями Тэйлора о стиле. Себя он считал последним и единственным наследником Цицерона и речи свои произносил только в особом «цицероновом» грамматическом стиле, что означало, что каждое предложение должно начинаться с родительного падежа, а заканчиваться основным смысловым глаголом. Вот так. Уэйд доносит до нас образец:
– Глаза, поразительного, удивительного, потрясающего и неповторимого, постигающего окружающее и непостижимого, чудесного Глаза великую силу воспою. Сего Протея Страстей, Вестника Ума, Толкователя Сердца, Окна Души, над всем сущим в мире властвующего возвеличу. Мира ради Глаз был создан; Глаза ради мир был создан…
И так далее, и так далее, и так далее… Сорок минут. Не меньше. По окончании речи он доставал свои скальпели и иглы, резал человеку глаз, осуществлял манипуляцию с хрусталиком, накладывал свинцовую примочку и переходил к следующему. С 1750-х годов он также начал лечить косоглазие усечением глазных мышц с той или другой стороны. И в обоих случаях повязку нельзя было снимать пять дней. Злые языки утверждают, что сделано это было специально, чтобы за 3—4 дня Тэйлор успел уехать из города. Конечно, это было бы смешно, остроумно и очень в духе великих авантюристов XVIII века. Но почему бы не вспомнить, что из одного города Тэйлор переезжал в соседний город, а не убегал к канадской границе, не улетал на Луну и не садился в самолет до Флориды после каждой операции. Если бы его хотели догнать, его бы догнали. Карета едет медленнее верхового.
Как бы то ни было, манера выступления Тэйлора в высшей степени напоминает гений Дэвида Копперфильда, Сумасшедшего Профессора Николя и сотни других умельцев превратить нечто кулуарное в нечто публично-развлекательное с привлечением, по вкусу, статистов, перьев и блесток, софитов, девчонок в юбчонках и телевидения. Почему нет? Явно именно этим определяется его статус в истории медицины как архи-шарлатана, а не тем, что он как-то уж очень сильно отличался от прочих практиковавших врачей своего времени. Литератор и лексикограф Самуэль Джонсон приводит в своих проповедях пример Тэйлора для иллюстрации максимы «как далеко наглость [impudence] может завести невежество [ignorance]». Карикатуристы вроде Хогарта вовсю изгаляются над образом «Королевского Офтальмиатра». Журналисты вроде Даниэля Дефо пишут про него пасквили. Причина этого была –