Младенец Фрей. Кир Булычев
стать большим, он не хочет.
– Вы шутите?
– Возможно, в один прекрасный день я его задушу, – пообещал Фрей.
– Помолчите, – отмахнулся Сергей. – Мне самому не все понятно.
– Вам хорошо. Вы гормон знаете! – крикнул Фрей. – Чуть что – помолодеете, жену молодую возьмете. Я знаю, у вас все готово. Другие помрут, а вы наших внучек будете бесчестить!
– С меня этой жизни хватит, – усмехнулся Сергей. – Я пожил достаточно.
– Врешь! Самому скоро сто лет, а крепкий, как боровик!
– Если бы я мог ввести гормон по желанию… неужели я бы не спас Галину? Но решаю не я. Решает сам организм перед лицом смерти. Или страха, сопоставимого со смертью.
– Может, ты и не хотел ее спасать, – сказал Фрей и отступил к двери, словно испугался, что Сергей его ударит. – На молодой хочешь жениться.
Но Сергей вовсе не рассердился, он пропустил обвинение Фрея мимо ушей.
– Гормон, синтезированный мной, не может стать просто лекарством. И я убежден, что запрет на это лежит в самой природе жизни, – сказал он.
– А как же младенцы? – спросила Лидочка.
– Да, младенцы! – подтвердил Фрей.
– Здесь работают механизмы, которые включаются раньше, чем просыпается сознание. Я могу помочь младенцу. Но не взрослому. И не спрашивайте меня – как и почему. Я уверен только в одном – я старался выйти за пределы дозволенного человеку. Это слишком опасно.
– Но будут другие люди, другие ученые, – сказала Лида.
– Возможно, – ответил старик. – Надеюсь, это случится, когда нас с вами уже не будет на свете.
– И вы храните это в тайне?
– Разумеется. Как любой человек, владеющий пробиркой с бациллами чумы. Я могу разбить ее или закопать.
– Тогда молчи! – крикнул Фрей. – Не открывайся этой красотке.
– Не могу, – улыбнулся Сергей, – любому ученому страшно, что его знания умрут вместе с ним.
– Вам страшно? – спросила Лидочка.
– Не знаю. Возможно, уже не страшно. Потому что мне страшнее представить себе мобилизационные пункты, на которых древних стариков вновь превращают в юношей и выдают им гранатометы. Человечество всегда стремится обратить свои знания во вред людям.
– Ну уж это чушь! – воскликнул Фрей.
Сергей словно не слышал его.
– Я понимаю, – сказал он, – что через год или пять лет кто-то обязательно придет к этому открытию. Но, дай бог, к тому времени человечество станет лучше и добрее.
– Оно не станет таковым, если я его не сделаю свободным! – сказал Фрей, и в тот момент Лидочка окончательно убедилась, что он – оживший Ленин. Каким-то образом это было связано с тайной Сергея. Фрей был Лениным. И это находилось за пределами чуда и здравого смысла. Лида не могла поверить в то, во что уже уверовала. И совершенно непроизвольно она сказала:
– Но ведь я же была в Мавзолее!
Ей никто не ответил, а она поняла, что в Мавзолее может лежать кто угодно – был бы похож на фотографии. А может, и фотографии сделали задним числом?
Лидочка ушла тогда