Жаждущие престола. Валентин Пронин
возникает у мужчин при общении с красавицей.
Поначалу опытный пастырь душ доходчиво и откровенно, имея дело с очень неглупой девушкой, объяснял ей множественные выгоды брака с царевичем Димитрием. Затем он обратился к ее сердцу католички, которое должно пожертвовать своими привязанностями ради торжества церкви.
Но Марина упорствовала. Она твердо заявила о своем нежелании испортить себе жизнь ради политических интриг.
– Я знатная панна, а не какая-нибудь мещанка из предместья, – заявила красавица и, вскинув голову, посмотрела на свое отражение в большом венецианском зеркале.
Дрова в камине догорали, отбрасывая красноватые блики на белую стену с черным распятием. Вдоль стен протянулись резные, крытые бархатом деревянные скамьи. На столике в большом канделябре стояли семь зажженных свечей. Неподвижные язычки пламени внезапно заколебались, будто на них из темного угла повеяло холодом и сыростью (так показалось Марине). Девушка вздрогнула.
– Значит, ты, дочь моя, не желаешь внимать уговорам своего почтенного отца, пожеланиям Его Величества короля и моим пастырским увещеваниям… – подытожил Рангони окончание своих аргументов в пользу ее брака с царевичем.
– Да, не желаю. Пусть мой отец, вы и король обойдутся без меня в этих мужских делах. Лучшие женихи Польши не откажутся назвать меня своей коханой. И я не потерплю прикосновений московитского хлопа. Оставьте меня в покое, святой отец.
– Ты не хочешь стать царицей? Не желаешь быть осыпанной драгоценностями несметной цены? Не нуждаешься в платьях из шелков и бархатов, в мантиях из соболей и горностая? Тебе не нужна корона?
– Золотые побрякушки и дорогие меха не заменят истинной любви и высокого благородства… – отвергла соблазны нунция гордая полячка.
– Ради похоти своей ты пренебрегаешь интересами святой церкви. – Лицо Рангони стало мрачным. С выражением праведного гнева он вперил взгляд в маленькую фигурку Марины. – Гордыня отравила тебя, как яд змея преисподней… Пади на колена перед распятием Господа!
Марина почувствовала смятение и страх. Как верующая католичка, она понимала, что ее сопротивление нунцию греховно. Да, наверное, и бесполезно.
– Оставьте меня, святой отец! – повторила она и внезапно замолчала, окостенев от ужаса.
Вдруг одновременно погасли свечи. Тьма, лишь слегка нарушаемая отсветами камина, скрыла присутствие Рангони. Остался лишь его страшный голос.
– Адским пламенем заблистали глаза твои… Исказились и почернели уста, щеки твои поблекли… Под дуновением нечистого краса твоя пропала… Посмотри в зеркало, Марианна Мнишек!
Венецианское стекло отразило черную химеру с рогами, косматой бородой и зелеными, горящими злобой глазами. У ног жуткого чудовища скорчилась уродливая обезьянка в платье… Марина узнала себя.
Отчаянный вопль, мольба о прощении, клятва подчинения и раскаянья раздались в обители