Живущие рядом (сборник). Екатерина Мурашова

      А бабушка сказала:

      – По-моему, их уже двое.

      – Кого двое? – удивилась мама и посмотрела уже прямо на меня. И на птенца. А потом спросила железным голосом. – Что это ты опять притащила?! Орнитоз хочешь схватить, да?!

      – Это не что, а кто, – объяснила я. – Он выпал из гнезда. Он поживет у нас, конечно, совсем недолго – пока не вырастет.

      – Господи! Да когда же ты сама, наконец, вырастешь! – закричала мама, глядя куда-то на соседний участок.

      Когда она меня так воспитывает я всегда вспоминаю, как зимой была во взрослом театре, и там артисты точно также кричали, и смотрели куда-то в конец зала.

      – Но я к этому… этому… даже не подойду, – сказала мама, и я поняла, что она разрешает оставить птенца. – Хватит с меня прошлого раза. Я тогда чуть… чуть с ума не сошла! – мама потерла руками виски и ушла на веранду.

      В прошлый раз я принесла из лесу ужонка. Он жил у меня в щели под кроватью и по утрам пил молоко из блюдечка. И при этом быстро-быстро высовывал раздвоенный язычок. А потом приехал какой-то мамин знакомый и сказал, что это вовсе не ужонок, а маленькая гадюка. Мама тогда так кричала, что я боялась оглохнуть на всю оставшуюся жизнь. Гадюку Машку я отнесла на луг, а потом меня три дня не выпускали с участка, хотя я так и не поняла, за что. В самом деле, откуда я могла знать, что Машка ядовитая, если она меня ни разу не укусила?

      Мы с бабушкой и с дядей Володей устроили птенцу гнездо в большой плетеной корзине, которая накрывалась плетеной крышкой. Бабушка сказала, то там ему будет спокойно и воздуху достаточно. Потом мы протерли его мокрой тряпочкой и оказалось, что он совсем не серый, а черный с белым. Грудка, бока и живот белые, а все остальное – черное. Бабушка сказала, что птенец, наверное, голодный, и его нужно накормить. А дядя Володя объяснил, что это птенец сороки и кормить его нужно червяками. И ушел на работу. А бабушка ушла стирать.

      Я перевернула все камни вокруг клумбы и наловила пол майонезной банки разноцветных червяков. Потом высыпала их на блюдечко и поднесла сорочонку. Он на них даже не взглянул. Бабушка сказала, что ему нужно давать червяков по частям и пихать их прямо в клюв, потому что так делали его родители. Иначе он есть не привык и может умереть с голоду. Мне совсем не хотелось резать червяков на части, но еще меньше хотелось, чтобы сорочонок умер от голода. И пока я решала, кого мне больше жалко, почти все червяки уже уползли с блюдечка и осталось совсем немного. Сорочонок увидел это, тяжело вздохнул, примерился и клюнул одного из оставшихся червяков. По червяку он не попал, но я тут же взяла червяка пальцами и сунула ему в клюв. Сорочонок раскрыл рот, дернулся и быстро проглотил червяка. Потом еще одного. А потом и всех остальных тоже. И объелся. Он раздулся как шар, ноги у него подогнулись, а глаза подернулись мутно-белой пленкой. Я даже испугалась, как бы он не умер от жадности. Но он не умер, а привалился к стене корзины и заснул. Я закрыла корзину крышкой и задвинула ее под стол.