Гипсовый трубач, или Конец фильма. Юрий Поляков
Петрович, директор этого богоспасаемого заведения! – представил Жарынин незнакомца. – А это – Андрей Львович Кокотов, известный писатель.
– Ну, как же, как же! – воскликнул Огуревич с таким видом, будто без книг Кокотова и в постель-то никогда не ложился. – Очень рад!
Рукопожатие у директора оказалось мягкое, теплое и словно бы засасывающее.
– А война, значит, продолжается? – спросил Жарынин.
– Хуже… Блокада! На вас вся надежда! – махнул рукой директор.
– Но землю-то вы хотя бы оформили?
– В том-то и дело, что нет…
– Почему?
Пока Аркадий Петрович, пряча глаза, подробно рассказывал про козни Земельного комитета, терявшего уже третий комплект собранных документов, Кокотов, скучая, огляделся. Стена напротив лестницы вся почти состояла из высоких, от пола до потолка окон. Старинные переплеты казались сделанными из гипса – так много раз их красили и перекрашивали. Потолок был тоже лепной, а увешанные хрустальными штучками бронзовые ветви люстры покры– лись благородной зеленью. Откуда-то потянуло питательным воздухом, но откуда именно – из правого или левого коридора – неясно. В желудке Кокотова тут же просительно заурчало. И в этот миг он увидел на капельдинерском балкончике модно остриженную светловолосую женщину. Одета она была в обтягивающие серые вельветовые джинсы и белую ветровку, явно дизайнерскую, напоминающую черкеску с газырями. На мраморных перилах дама поставила перед собой небольшой крокодиловый портфель. Красивое лицо ее было сосредоточенно.
– Аркадий Петрович! – ласково позвала она сверху. – Та к я возьму Колю?
Огуревич встрепенулся, задрал голову и сразу пригусарился.
– Конечно, Наталья Павловна, конечно! – подтвердил он, сладко улыбаясь.
– Доеду до сервиса и сразу его отпущу… – добавила она.
– Хорошо, хорошо…
Жарынин тоже глянул вверх, и его физиономия преобразилась тем изумительным образом, каким меняется лицо дегустатора, отхлебнувшего дежурного столового вина и вдруг обнаружившего в нем редчайший букет и небывалое послевкусие. Кокотов, надо сознаться, тоже поймал себя на глупейшем, совсем мальчишеском чувстве, которое, как это ни удивительно, живет в нас до глубокой мужской старости. Когда в детстве Светлана Егоровна брала его с собой в какие-нибудь скучнейшие гости, он хныкал, отнекивался, дулся, но лишь до тех пор, пока не обнаруживал там, в гостях, незнакомую хорошенькую девочку. И жизнь тут же становилась интересной, наполнялась таинственным, трепетным, пусть даже очень недолгим смыслом.
– Хорошо, хорошо. Конечно возьмите, Наталья Павловна! – повторил директор.
– Спасибо! – кивнула она, сняла с перил портфельчик и хотела уйти, но почему-то задержалась и внимательно посмотрела вниз.
Кокотов почувствовал, что глядит она именно на него – причем с явным удивлением. Это продолжалось мгновенье, затем Наталья Павловна еле заметно пожала плечами и удалилась.