Лев Толстой в зеркале психологии. Коллектив авторов
вы чувствовали это изменение?
– Я, как очень увлекающийся человек, прошел в моей юности через постепенный ход удовлетворения похоти. Но у меня, как и у всех молодых людей нашего времени, были очень определенные правила и идеалы. Правила были очень глупые, аристократические, но они сдерживали меня. Для меня, например, мысль о том, чтобы пить с мужиками и кучерами водку или перед людьми выказать свое пристрастие к крестьянской девушке, было так же невозможно, как украсть или убить. Идеалы же жизни были такие, при которых я должен был продолжать жизнь, которую вели отец и дед, то есть составить себе видное и уважаемое общественное положение. Для этого я должен быть утонченно образован, как они, и так же мнимо благороден. Идеалы теперь кажутся мне дикими, но они были во мне так тверды, что удерживали меня от многого и отвлекали от всего того, что мешало достижению их.
– Разве сложно принять идеалы, способствующие развитию личности?
– А вы как думаете? Положение очень многих молодых людей страшно именно потому, что они не признают никаких ни правил, ни идеалов. И потому, как на рельсах, они катятся под крутую горку похотей и неизбежно вкатываются в вечно одно и то же болото, из которого почти нет выхода, – женщины и вино. Спасение от такого положения есть только одно: остановиться, опомниться, оглянуться и найти в себе идеалы, то есть то, чем хочешь быть.
– Это сложно. Проще подчиниться требованиям общества, потому что сразу увидишь, как люди тебя оценивают.
– В соответствии со своими идеалами человек и оценивает людей – соответствуют те их идеалам или нет, и в какой степени. Многие так называемые «светские молодые люди» рассуждают как Николай Иртеньев.
«Род человеческий можно разделять на множество отделов — на богатых и бедных, на добрых и злых, на военных и статских, на умных и глупых и т. д., и т. д., но у каждого человека есть непременно свое любимое главное подразделение, под которое он бессознательно подводит каждое новое лицо. Мое любимое и главное подразделение людей в то время, о котором я пишу, было на людей comme il faut и на comme il ne faut pas3. Второй род подразделялся еще на людей собственно не comme il faut и простой народ. Людей comme il faut я уважал и считал достойными иметь со мной равные отношения; вторых — притворялся, что презираю, но, в сущности, ненавидел их, питая к ним какое-то оскорбленное чувство личности; третьи для меня не существовали — я их презирал совершенно. Мое comme il faut состояло, первое и главное, в отличном французском языке и особенно в выговоре. Человек, дурно выговаривавший по-французски, тотчас же возбуждал во мне чувство ненависти. Второе условие comme il faut были ногти — длинные, отчищенные и чистые; третье было умение кланяться, танцевать и разговаривать; четвертое, и очень важное, было равнодушие ко всему и постоянное выражение некоторой изящной, презрительной скуки».
– Странное представление.
– Странно то, что ему, имевшему положительную неспособность к comme
Порядочных и непорядочных.