Принцессы Романовы: царские дочери. Елена Прокофьева
доказал, что эта первая глупость была не случайной, а закономерной.
25 августа 1796 года Екатерина писала сыну Павлу Петровичу, неотлучно пребывавшему у себя в Гатчине: «Вчера после обеда я вышла в сад и села на скамью под деревом. Молодой король пришел туда же и сел подле меня… После некоторых приветственных слов и небольшого замешательства он очень ясно высказал мне свою склонность к Вашей дочери и свое желание получить ее в супруги, если она не будет против». В письме к генералу Будбергу в тот же день она написала: «Король просил меня узнать от моей внучки, не чувствует ли она к нему отвращения, так как ему кажется, что она его избегает».
Цесаревич Павел Петрович и супруга его Мария Федоровна дали согласие. Великая княжна Александра Павловна и король Густав были наречены женихом и невестой.
Но тут возникло новое препятствие… Король Густав желал, чтобы жена исповедовала одну с ним веру. Указ его отца относительно возможности брака между людьми разной веры никак не влиял на его собственное отношение к данному вопросу. Он требовал, чтобы Александра Павловна приняла лютеранство. Что для православной княжны, естественно, было неприемлемо. Екатерина разъяснила это Густаву, по обычной своей привычке перемежая материнские увещевания с политическими угрозами, и, как ей показалось, король смирился с тем, что невеста его останется православной.
Барону Гримму императрица писала обо всем подробно: «Двадцать четвертого августа шведский король, сидя со мной на скамейке в Таврическом саду, попросил у меня руки Александры. Я сказала ему, что он не может ни просить у меня этого, ни я его слушать, потому что у него есть обязательства к принцессе Мекленбургской. Он уверял меня, что они порваны. Я сказала ему, что я подумаю. Он попросил меня выведать, не имеет ли моя внучка отвращения к нему, что я и обещалась сделать и сказала, что через три дня дам ему ответ. Действительно, по истечении трех дней, переговорив с отцом, с матерью и с девушкой, я сказала графу Гага на балу у графа Строганова, что я соглашусь на брак при двух условиях: первое, что мекленбургские переговоры будут совершенно закончены; второе, что Александра останется в религии, в которой она рождена и воспитана. На первое он сказал, что это не подвержено никакому сомнению; относительно второго он сделал все, чтобы убедить меня, что это невозможно, и мы разошлись, оставаясь каждый при своем мнении. Это первое упорство продолжалось десять дней, но все шведские вельможи не разделяли мнения короля. Наконец, я не знаю как, им удалось убедить его. На балу у посланника он сказал, что устранили все сомнения, которые возникли в его душе относительно вопроса о религии. На балу в Таврическом дворце шведский король сам предложил матери обменяться кольцами и устроить обручение. Она сказала мне это: „Я говорила с регентом, и мы назначили для этого четверг. Условились, что оно будет совершено при закрытых дверях, по обряду греческой церкви“».
Начали готовиться к свадьбе.
6 сентября Екатерина в торжественной обстановке