Замогильные записки Пикквикского клуба. Чарльз Диккенс
разбудить их через пять минут. Потом – долго не могли найти ключа от главной конюшни, и когда, наконец, ключ был найден, сонные конюхи вынесли не ту сбрую и вывели не тех лошадей. Церемония запряжки должна была начаться снова. Будь здесь м‑р Пикквик один, погоня, без всякого сомнения, окончилась бы этой станцией; но старик Уардль был неугомонен и упрям: он собственными руками помогал надевать хомуты, взнуздывать лошадей, застегивать постромки, и, благодаря его хлопотливым распоряжениям, дело подвинулось вперед гораздо скорее, чем можно было ожидать.
Карета помчалась опять по большой дороге; но теперь перед нашими путешественниками открывалась перспектива, не имевшая в себе никаких привлекательных сторон. До следующей станции было слишком пятнадцать миль; ночь темнела больше и больше с каждою минутой; ветер завыл, как голодный волк, и тучи разразились проливным дождем. С такими препятствиями бороться было трудно. Был час за полночь, и прошло слишком два часа, когда карета подъехала, наконец, к станционному двору. Здесь однако ж судьба, по-видимому, сжалилась над нашими путешественниками и оживила надежды в их сердцах.
– Давно ли воротилась эта карета? – закричал старик Уардль, выпрыгивая из своего собственного экипажа и указывая на другой, стоявший среди двора и облепленный свежей грязью.
– Не больше четверти часа, сэр, – отвечал станционный смотритель, к которому был обращен этот вопрос.
– Леди и джентльмен?
– Да, сэр.
– Пожилая леди, желтая, дурная?
– Да.
– Джентльмен сухопарый, высокий, тонконогий, словно вешалка?
– Да, сэр.
– Ну, Пикквик, это они, они! – воскликнул м‑р Уардль.
– Они, жаловались, что немножко запоздали, – проговорил станционный смотритель.
– Они, Пикквик, ей Богу они! – кричал м‑р Уардль. – Четверку лошадей – живей! Мы их настигнем, прежде чем доедут они до станции. Гинею на водку, ребята, пошевеливайтесь!
И в состоянии необыкновенного возбуждения физических сил пожилой джентльмен засуетился и запрыгал по широкому двору, так что его суетливость электрическим образом подействовала на самого Пикквика, который тоже, приподняв подол длинной шинели, перебегал от одной лошади к другой, кричал на ямщиков, махал руками, притрогивался к дышлу, хомутам, в несомненном и твердом убеждении, что от всех этих хлопот приготовления к поездке должны сократиться по крайней мере вполовину.
– Влезайте, влезайте! – кричал м‑р Уардль, впрыгивая в карету и захлопывая дверцу с правой стороны. – Живей, Пикквик, живей!
И прежде, чем м‑р Пикквик сообразил, о чем идет речь, дюжая рука одного из ямщиков втолкнула его в карету с левой стороны, захлопнула дверцу, и экипаж стремглав помчался со двора.
– Вот мы и пошевеливаемся! – сказал пожилой джентльмен одобрительным тоном.
Они точно шевелились, и м‑р Пикквик чувствовал всю силу исполинских движений, когда