Весенние перевертыши. Владимир Тендряков
по щекам Миньки текут слезы. Идет, спотыкается и плачет, и лицо у него какое-то серое, с выступающими сквозь кожу голодными косточками.
– Минька, ты что?..
И Минька сорвался, сгибаясь под ранцем, дергающимся скоком побежал прочь от счастливого Дюшки.
– Ми-и-нь-ка!
Минька не обернулся. Дюшка остановился в растерянности.
Земля вокруг была ослепительно-рыжей. Удалялась вместе с девчонками Римка Братенева – вязаная шапочка в компании цветных платочков, беретов, других вязаных шапочек.
И стало стыдно, что был так неумеренно счастлив. И недоумение: чем же он все-таки мог обидеть Миньку?
Солнце обливало рыжую, по-весеннему еще обнаженную землю. Дюшка стоял среди горячего, светлого, праздничного мира, не подозревая, что мир играет с ним в перевертыши.
8
С отравленным настроением он взялся за ручку двери и вдруг услышал за дверью перекатывающийся бас. Дома его ждал гость столь неприятный, что хоть поворачивай и беги обратно на улицу. Минуту-другую Дюшка мялся, портфель, из которого он внизу вынул кирпич, снова показался тяжелым. Может, и в самом деле погулять, пока незваный гость не уйдет?..
Гость-то уйдет, а беда останется, что уж труса праздновать. И Дюшка открыл дверь, обреченно шагнул через порог навстречу гремевшему басу.
Посреди комнаты лысиной под потолок стоял Вася-в-кубе, размахивал длинной рукой и ораторствовал. Отец и мать, пришедшие с работы на обед, озабоченная старая Климовна сидели вокруг застланного скатертью стола и почтительно слушали. Вася-в-кубе считался одним из самых умных людей в поселке.
Мать не оглянулась в сторону сына, отец лишь стрельнул сердитым глазом. Климовна вздохнула и опустила седую, гладко причесанную голову, а Вася-в-кубе покосился, но речи своей не прервал.
– Нет от природы дурных людей, есть дурные воспитатели! Да! – гремел Василий Васильевич, и оконные стекла отзывались на его голос. – Мы, учителя, не справляемся с воспитанием, даем брак… Согласен! Подписываюсь! Но!.. Но ведь в школе ученик проводит всего каких-нибудь шесть часов в сутки, остальные восемнадцать часов – дома! Законно спросить: чье влияние сильней на ребенка? Нас, учителей, или вас, родителей?..
– Вы хотите сказать, Василий Васильевич… – начал было отец Дюшки.
– Хочу сказать, Федор Андреевич, – голос Василия Васильевича стал тверд, лицо величественно, – что когда вы в ущерб семье с раннего утра до позднего вечера пропадаете на работе, то не считайте – мол, это так уж полезно для общества. Обществу, уважаемый Федор Андреевич, нужно, чтоб вы побольше отдавали времени своему сыну, заражали его тем, чем сами богаты. Да! Вы трудолюбивы, вы работоспособны, а сын, увы, этого от вас не перенял. Не перенял он и вашу кипучую энергию и ваше чувство ответственности перед делом. Не обижайтесь за мою прямоту.
– Да что уж обижаться – вы правы, сына вижу только вечером, когда с ног валюсь, – отмахнулся огорченно отец. – И мать тоже по горло занята. На Клавдии