Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе. Мойзес Наим
ограничена, причем так, как они даже не подозревают, поскольку их предшественники ни с чем подобным не сталкивались.
Кроме того, суммарный эффект этих перемен ускорил разрушение морального авторитета и законности в общем.
Одно из проявлений этой тенденции – утрата веры в профессии и государственные организации, о которой писалось не раз. И дело не только в том, что общественные лидеры теперь кажутся более уязвимыми: те, над кем они некогда властвовали безраздельно, осознали многообразие возможностей и больше прежнего нацелены на то, чтобы реализовать себя в профессии. Сегодня мы не спрашиваем себя, что мы можем сделать для страны: мы спрашиваем, что наша страна, работодатель, поставщик быстрого питания или любимая авиакомпания могут нам предложить.
Неспособность отвлечься от текущих битв и осознать упадок власти в целом обходится дорого. Она вызывает растерянность, мешает осознать важные и сложные проблемы, которые требуют нашего внимания, – от эпидемии финансовых кризисов, безработицы и бедности до истощения ресурсов и климатических изменений. Как бы парадоксально это ни звучало, сейчас мы куда острее осознаем и лучше, чем когда-либо, понимаем эти явления, но при этом совершенно неспособны пойти на решительные действия, чтобы исправить ситуацию. А виной всему упадок власти.
Что же такое власть?
В книге о власти без определения власти не обойтись – равно как и без причины, которая побудила автора взяться за эту старую как мир, но в каком-то смысле самую сложную для понимания тему.
Власть диктовала образ действий и порождала соперничество с тех самых пор, как возникло общество. Аристотель считал власть, богатство и дружбу тремя составляющими счастья. Практически все философы согласны с тем, что человеку свойственно добиваться власти на личном уровне, а правители стремятся укрепить и расширить сферу своего влияния. В XVI веке Никколо Макиавелли в трактате “Государь”, посвященном искусству управления государством, писал о том, что приобретение территорий и политический контроль “поистине… дело естественное и обычное: и тех, кто учитывает свои возможности, все одобрят или же никто не осудит[2]”{19}. Английский философ XVII века Томас Гоббс в “Левиафане”, классическом трактате о природе человека и общества, заходит еще дальше: “.на первое место я ставлю как общую склонность всего человеческого рода вечное и беспрестанное желание все большей и большей власти, желание, прекращающееся лишь со смертью[3]”{20}. Два с половиной столетия спустя, в 1885 году, Фридрих Ницше скажет устами героя “Так говорил Заратустра”: “Везде, где находил я живое, находил я и волю к власти; и даже в воле служащего находил я волю быть господином[4]”{21}.
Это вовсе не означает, что все человеческие устремления
Пер. с итальянского Г. Муравьевой.
Machiavelli.
Пер. с английского С. В. Автократова.
Hobbes.
Пер. с немецкого В. В. Рынкевича.
Nietzsche.