Присутствие [духа]. Как направить силы своей личности на достижение успеха. Эми Кадди
попасть на работу, – небрежно сказал:
– Отлично. Мы в лифте – давайте послушаем вашу речь.
У меня к лицу прилила кровь, а во рту пересохло. Ни на секунду не забывая, что в узком пространстве лифта со мной заперт даже не один, а ТРИ научных светила, я начала свою речь – точнее, у меня изо рта стали вываливаться слова. Я слышала их будто со стороны: «Ну… это… вот… погодите, я сначала должна объяснить, что…» Я бы и сама ничего не поняла из такого объяснения. И по мере того, как я осознавала свой неминуемый провал, я теряла способность думать о чем-либо, кроме него. Не сомневаясь, что я отрезала себе возможность попасть даже не в один, а сразу в три университета – а заодно и в университеты, где работали научные соавторы этих светил, – я поддалась панике. Я оценивала происходящее. Я все время пыталась начать свою речь сначала – конечно, не было ни единого шанса, что я успею рассказать все, пока мы едем на двадцатый этаж[4] в банкетный зал. Мой взгляд метался, переходя с одного кумира на другого, с другого на третьего, ища хоть искру понимания, крупицу поддержки, одобрения, сочувствия. Ну хоть что-нибудь. Умоляю!
Наконец двери лифта открылись. Двое выскользнули из него, не глядя на меня. Третий – тот, что предложил мне представиться, – шагнул через порог лифта на твердый пол, остановился, обернулся и сказал:
– Пожалуй, худшей «речи для лифта» я в жизни не слышал. Не ухмылка ли мелькнула у него на лице?
Двери лифта закрылись. Я привалилась спиной к стенке и сползла на пол, скрючившись в позе эмбриона. Лифт поехал – вниз, вниз, вниз, в вестибюль. Вместе с ужасом я ощущала смутное облегчение, которое, впрочем, скоро исчезло.
И тут же я подумала: «О господи! Что я наделала! Как я умудрилась не сказать ни единого осмысленного слова по теме, которую изучаю больше четырех лет?! Как это вообще возможно?!»
Стоило мне выйти из лифта, и отрепетированная речь всплыла у меня в голове, проступая сквозь туман и обретая узнаваемые очертания. Вот я вспомнила ее всю. Меня охватило желание броситься обратно в лифт, догнать великих ученых и потребовать, чтобы мне предоставили еще один шанс.
Вместо этого я провела все три дня конференции, мусоля воспоминание о своем позоре, представляя себе, как все должно было бы происходить, если бы я не потеряла голову, и мучительно думая о том, как презирали меня трое спутников в лифте и как, должно быть, в душе смеялись надо мной. Я безжалостно анатомировала свою память, подвергая ее всевозможным поперечным сечениям и ни на миг не забывая, что я не только сама опозорилась, но и опозорила своего научного руководителя, который учил меня много лет и в некотором роде поставил на кон свое реноме, привезя меня на эту конференцию. Мой девяностосекундный позор прокручивался в бесконечном цикле у меня в мозгу, не давая покоя. Я провела на конференции три дня, но не присутствовала на ней ни минуты.
Позже я рассказала об этой пытке своей подруге Элизабет.
– А, «дух лестницы»! –
4
Это мог быть и пятый этаж, не важно. Мне он показался тысячным.