Инспектор мертвых. Дэвид Моррелл
Палмерстон наблюдали за странной ночной прогулкой двух пожилых мужчин. Рядом они выглядели весьма нелепо: стремительная фигурка в потрепанном сюртуке и полный достоинства сиятельный муж в халате, ночном колпаке и домашних туфлях. Несмотря на свой более чем скромный рост и короткие ноги, отец быстро обогнал министра.
– А вы проворны для старика, – скрепя сердце признал лорд Палмерстон.
– Спасибо, милорд. – Отец не стал уточнять, что в свои семьдесят хозяин дома на целый год старше его. – Стараюсь проходить по крайней мере двадцать миль в день. За прошлое лето мне удалось преодолеть шестнадцать сотен миль.
– Шестнадцать сотен миль. – Похоже, лорда утомляло одно только повторение числа.
Отец первым добрался до противоположной стороны зала и повернул назад.
– «Таймс» придумала новое чудище под названием «военный корреспондент», – ворчливо поделился своими бедами лорд Палмерстон.
– Да, я знаком с репортажами Уильяма Рассела из Крыма, – отозвался отец.
– Рассказы Рассела едва ли можно назвать правдой.
– Дела обстоят не настолько плохо? Тогда изобличите его ложь, милорд.
– Хотелось бы мне, чтобы он попросту лгал. Бездарность чиновников делает войну еще страшнее, чем описывает Рассел. От болезней и голода умирает больше солдат, чем от вражеских пуль. Но кто бы мог подумать – газетный писака заполучил такую власть над людскими умами, что сверг правительство. Господи, бедная моя голова!
На следующее утро лорд Палмерстон ни единым жестом не показал, что помнит о зародившихся накануне добрых отношениях. Напротив, он вел себя даже грубее обычного, возможно чувствуя неловкость из-за проявленной слабости. Стало очевидным, что мы с отцом должны уехать, даже если придется встретиться с многочисленными взыскателями долгов, ожидающими нас в Эдинбурге.
Между тем инспектор Райан (которого я в личных беседах зову Шоном) достаточно оправился от ран и мог сопровождать нас в церковь. Недавно возведенный в чин детектива сержант уголовной полиции Беккер (его я зову Джозефом) тоже присоединился к нам. Семь недель назад, в первую встречу, их подозрения, будто отец виновен в убийстве, вызвали во мне настоящую ненависть к ним. Но едва мы объединились против опасности, грозящей не только нам самим, но и всему Лондону, я обнаружила в себе растущее расположение к обоим, хоть и несколько разной природы.
В свои двадцать пять Джозеф всего на четыре года старше меня. Вполне естественно, молодость сближает нас, и стоит признаться, что он весьма привлекателен. Шону же сорок, он старше меня почти на два десятка лет. Как правило, такая разница в возрасте разделяет людей, но есть нечто чарующее в уверенности и опыте, которые отличают обращение инспектора со мной. Я ощущаю едва уловимое соперничество между детективами, говорить о котором ни один из нас не осмеливается. И не планирует, поскольку это воскресное утро должно стать последним из тех, что мы проведем вместе, да еще вдобавок на церковной службе, где мы намерены воздать хвалу за спасение наших жизней и дарованную