Время не лечит. Людмила Ржевская
более детально каждого.
– Они все абсолютно одинаковые, все похожи друг на друга! – воскликнул Гюнтер. – Как их много! Целая Армия! Куда вам столько солдат?
– Не только нам, Гюнтер, а твою Европу, думаешь, кто защищает? Ваши наркоманы или турки с арабами? Все ваши элитные войска – это наши солдаты. Ты как думаешь, на какие деньги мы тут все живем? Вся прибыль городу от нашего гарнизона. Наши контрактники в ваших войсках в самых горячих точках планеты служат. Мы своих солдат со школы готовим, они у нас, как дипломаты, минимум должны три языка знать, а офицеры по пять языков изучают. Детские сады, школы, все учебные заведения для наших детей города бесплатны – это заслуга нашего гарнизона и заслуга твоего брата и его команды. Если бы не Генрих Краузе, нам бы никогда не создать элитной армии. А ведь это твои родители, Гюнтер, первыми решили попробовать сделать клонов наших доблестных моряков – воинов, что оставались после Второй мировой войны здесь с нами. А теперь твой брат продолжает трудиться на благо всего города, и не только. А тебе в Берлине лучше живется, чем нам здесь, в своем городе, который создали для нас наши родители, и мы продолжаем обустраивать его для наших детей?
– Да как тебе сказать, Петерс, даже не знаю, что ответить. Вы здесь как-то все вместе, вечера, друзья, работа, а я после смерти жены все больше один вечера провожу.
– Так что тебя там держит? Возвращайся, в клинике работа для тебя тоже найдется, ты же врач!
– Я не могу так сразу ответить, мне надо подумать. У меня в Берлине частная клиника, сын еще совсем пацан, в университете учится.
– Ладно, пошли к гостям, видишь, сколько народу пришло на тебя посмотреть. Забыл уже, наверно, всех.
– Да, нет, Петерс, всех своих друзей помню и часто вспоминаю.
Вошли в сад, гости встали из-за столов, поприветствовали хозяина дома и вновь пришедших. Начались расспросы, разговоры о жизни, о политике, о любви, об армии, о том, что еще планирует мэр построить в городе, и о прочих мелочах. Старые друзья узнавали Гюнтера, подходили, здоровались, расспрашивали о жизни в Германии. Гюнтер же искал глазами Эмму, но ее не было. И вдруг она появилась, как русалка из-под воды, в серебристом платье, отливающем рыбьей чешуей при лунном свете и свете электрических фонарей, а на голове венок из цветов. Она подошла к Гюнтеру.
– Можно рядом присесть?
Гюнтер подвинулся.
– Да, дорогая Эмма, садись, а то я уже надежду потерял тебя здесь увидеть.
– Что ты, Гюнтер, это я для тебя наряжалась, угости конфеткой, как в прежние времена, я их так любила – твои конфеты.
Гюнтер обвел глазами стол, увидел вазы с конфетами, подошел, взял две горсти и высыпал на стол перед Эммой.
– Вот, Эмма, конфеты тебе, а если согласишься со мной поехать в Берлин в гости хоть на недельку, весь дом конфетами завалю, – смущенно улыбаясь, и говорил Гюнтер.
– Давно я не гостила в Германии, возьму отпуск и поеду к тебе, если с приглашением не шутишь, Гюнтер. Ведь я женщина