На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного. Фридрих Горенштейн
Великого Новгорода. Ибо ветхий Рим отпал от веры Христовой по гордости и своеволию. В Константинограде притеснением агарянским христианская вера гибнет. И лишь в Третьем Риме иже есть на Русской земле воссияет Благодать Святаго Духа.
Шут (ест). Государь, отведай и ты сиих поминальных пирогов.
Иван (сдерживая ярость). Истинно поминальные! (Ест и вдруг дико вопит.)
Малюта. Опричники! Окончен пир! Царь Иван Васильевич возопил гласом великим с яростью к нам, своим людям, подавая этим знак.
Иван. Окончил ты, митрополит, свою поминальную речь. Лжешь, не Новгород – Третий Рим, Москва – Третий Рим! Москве небесным царем Христом белый клобук завещан! Утвердился белый клобук на главах святых московских митрополитов, начиная со святого Петра, не на главах архиепископов новгородских! Малюта, сиречь Григорий Лукьянович Скуратов да ты, Василий Григорьевич Грязной! Повелеваю схватить главу новгородского заговора архиепископа Пимена!
Малюта. Сделаем, государь! (Хватает Пимена.)
Царевич Иван. Они, батюшка, желали вознестись над Москвой, выявили пронырство лукавого змия.
Иван. Истинно, мальчик. Вознестись желали силой и богатством. Доход московского митрополита три тысячи рублев, а доход новгородского епископа в десять – двенадцать тысяч. Да церковные деньги в рост дают. Давал деньги в рост?
Пимен (тихо). Я деньги давал в рост, чтоб священников кормить.
Иван. А монету свою велел чеканить? Пиши, Малюта, в сыскном деле: «Обвинен Пимен за чеканку монет».
Малюта. Так запишу, государь великий.
Иван. Пиши: «За измену, чеканку монеты своей новгородской и отсылку ее вместе с иными сокровищами королям шведскому и польскому. Оттого тотчас же владычин двор со всем, что в нем есть, предать расхищению, сиречь взятию, ибо то наше русское богатство. Самого Пимена отдать приставам, стеречь, и на прокорм выдавать ежедневно из казны по две деньги».
Пимен (кланяется). Благодарю, государь, за щедрость и великодушие.
Иван. Опричникам взять владычину казну. Тебе, дворецкий Василий Григорьевич Грязной, да тебе, духовник Евстафий, с царскими моими боярами овладеть ризницей церкви Святой Софии, а отсюда отправиться по всем монастырям и церквам забирать в пользу мою, царя, неправедно нажитое богатство – церковную казну и утварь. Тебе, Евстафий, принять казну.
Евстафий. Как быть с древними Корсунскими воротами?
Иван (гневно). Выломать из алтаря.
Духовник Евстафий. Совершим сие, государь. После же того совершим молебен со звоном против демонских сил.
Шут. Государь, я сейчас скоморохов кликну, чтоб архиепископ с ними поплясал-поиграл. (Смеется.)
Скоморох. А мы уж здесь! (Пляшет и поет.) Умная головушка, Иван сударь Васильевич, умнее его на роду нет. Бражки не пьет, винца в рот не берет, речь у него соколиная, следы его лебединые, без него и меда не пьется, и сахара не кушается.
Иван. Играй да пляши, Пимен,