Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы. Абрам Рейтблат
Пушкина, Грибоедова, Лермонтова. Нельзя сказать, чтобы его игнорировали зарубежные авторы (в США защищены диссертации Г. Элкайра, Н. Васлефа и Ф. Мохи, в Польше вышла монография З. Мейшутович[17]), однако в них обычно анализируются произведения Булгарина, а попытка Мохи реконструировать биографию только на основе печатных источников, не обращаясь к архивам, не имела успеха[18].
И наконец, последняя трудность – сложность и противоречивость самого Булгарина. Когда начинаешь знакомиться с его произведениями и письмами, с воспоминаниями о нем и биографическими документами, образ его постоянно «ползет», «собрать» его и придать ему целостность чрезвычайно трудно. Посмотришь с одной стороны – перед тобой просветитель, искореняющий пороки и исправляющий нравы. Посмотришь с другой – видишь меркантильного издателя, превыше всего ценящего деньги. Только что перед тобой был прямодушный отставной улан, друг А. Бестужева и Грибоедова, и вот уже на его месте циничный агент, дающий советы по организации тайной слежки. Патриот Польши, много сделавший для пропаганды ее культуры в России, он резко обрушивается в своей газете на восставших земляков и подсказывает, как лучше вести военные действия против них. Подобных контрастов в булгаринской биографии много, причем только маскировкой и двуличием их не объяснишь.
Но к «трудному» Булгарину находят легкий подход – его не изучают, а лишь осуждают, постоянно воспроизводя нехитрый набор ходячих мнений и слухов. Поэтому нас не удивит, что современный читатель (по крайней мере каждый интересовавшийся биографией Пушкина, – а кто же у нас не интересуется его биографией!) осведомлен о существовании Булгарина и в то же время не знает о нем ничего, кроме того, что это «реакционный журналист, издатель газеты “Северная пчела”, агент III отделения»[19].
Одномерный образ Булгарина как бездарного литератора, шпиона III отделения повсеместно распространен, причем не только в среде «массового читателя». Такую трактовку разделяют и популяризируют профессиональные писатели, критики, литературоведы и историки. Примеры тому бесчисленны. Вот рассказ Г. Гулиа о взятке, которую бабушка Лермонтова дает Булгарину за хвалебную рецензию о «Герое нашего времени» (Фаддей Венедиктович при этом назван Фаддеем Бенедиктовичем[20]). Вот научно-фантастический рассказ Д. Биленкина о школьниках будущего, оживляющих Булгарина, чтобы сделать ему внушение за связь с III отделением и травлю Пушкина[21]. (Отчество здесь воспроизведено правильно, зато «реконструируется» несуществующий донос на Пушкина.)
Вот рассказ Н. Эйдельмана «Письмо царю», где Булгарин изображен глупым и трусливым пособником III отделения[22]. На последнем примере следует задержаться. Уж, казалось бы, кто, как не Эйдельман, блестящий исследователь пушкинской эпохи, опытный архивист, охарактеризует Булгарина исторически адекватно, опираясь на знание фактов? Однако и он следует сформировавшемуся
См.:
См.:
См., например, комментарии к изданию: