Подзаборье. Станислав Сыроватко
во всем и чувствовал необъяснимую щемящую тоску.
В семье он был старшим; всего детей было трое. К нему редко обращались по имени, а отец – не иначе как «сэр», и эта отстраненность, ущербность и детское одиночество выталкивали его из однокомнатной, с сенями, квартиры в полуподвал без удобств с угольной печкой в углу, во двор, где всегда можно было найти занятие в подвалах, сараях, на крышах пристроек, среди детей и животных, живших в этом дворе-колодце.
Олегу не пытались рассказывать историю его рождения, хотя сам он часто фантазировал, как белый медведь на льдине продавал его, как нашли его в лесу, в чьей-то норе и всякое такое, что рационально нельзя было объяснить. И откуда все бралось? Причем, такие фантазии Олег доверял только совершенно чужим людям, не имевшим к нему никакого отношения. В своем же кругу он был замкнут, нацелен на себя, говорил мало, а до двух лет вовсе молчал и произносил только странные слова, значения которых никто понять не мог.
Еще не понимая этого, по-детски ощущал, что он чужой, что в нем нет никакой необходимости, разве только в тех случаях, когда из церкви приходили бородатые люди, интересовались его жизнью и, видимо, что-то оставляли родителям, потому что в их приход внимание отца к мальчику зашкаливало. Что он приемыш в большой семье, Олег не догадывался, только почему-то становилось обидно, а потом и привычно, когда какие-то обновки доставались в первую очередь не ему, а младшим, когда за столом тарелка с супом перед ним оказывалась в последнюю очередь, да и особой настойчивости пригласить его за стол никто не проявлял.
Мать, постоянно занятая бытом, работой, подработками (она хорошо шила и имела большую клиентуру копеечных заказчиц), ведущая борьбу с туберкулезом, полученным в лагерях, а также с экземой руки, заработанной в цеху фабрики, выпускавшей ужасную обувь, не позволяла, да и не могла позволить себе какие-либо сантименты по отношению к Олегу, как, впрочем, и к младшим, – просто тянула и тянула свою лямку. Хотя была красива, достаточно развита, прекрасно танцевала и была солисткой какого-то ансамбля, давно, до лагеря.
Как, почему, за что? Олег Владимирович узнал эту историю значительно позже, когда имел возможность подключить свои многочисленные связи в специфических властных кругах и когда его настоящий отец дал о себе знать перед кончиной в далекой Франции. История достаточно банальна, типична для того времени, хотя заслуживает детального изложения ввиду множества эпизодов, вполне бы потянувших на хороший роман. Если коротко, то нужен был отец, а мать была использована для того, чтобы сломить его. Это удалось. Потом ее отпустили за ненадобностью, и она должна была как-то выживать с ребенком на руках. Вот и возник кормилец, к которому она никогда не относилась как к близкому человеку.
Он токарил на военном заводе, хорошо зарабатывал, был там в почете (с его слов) и поэтому несколько заносчив, воевал с Японией по малолетству, любил попеть про артиллеристов, которым Сталин дал приказ. Только вот в окружение матери он никак не мог вписаться: его не принимали