Фимочка и Дюрер. Вне жанра. 3-е издание. Исправленное.. Алла Лескова
начинается.
Несколько лет я ездила домой к этой Жене, у нее ДЦП, ей уже восемнадцать… С детства недвижима, и до сих пор хрупкая, но сильная мама Наташа переносит ее на руках по квартире. А весит Женя уже больше мамы в два раза. Папа Женю не носит, у него спина болит и много работы. Только силой материнской любви можно поднять такой вес. Она же, Женя, еще и не двигается, поэтому полнеет.
Я научила ее читать, пусть медленно. Хотя я не дефектолог. Дефектологи мучались, не смогли. А я усадила ее за монитор, потому что сразу увидела, что видит Женя только прямо перед собой, а когда вниз голову опускает, на книгу или тетрадь – ничего не видит. То есть монитор стал ее спасением.
Через год Женя стала набирать одной рукой почти неподвижными кривыми пальцами диктанты с голоса. Потом мы стали выходить в мир через соцсети, чтобы с людьми общаться, это была главная задача. Подобные Жене в домах замурованы. А обычные дети, на улице, от них шарахаются. Вместе с родителями… Родители Жени меня боготворят. А я боготворю их, за их подвиг и эту девочку Женю. Ты, Женя, руки не даешь опустить. Потому что у меня они часто опускаются, а у тебя почти никогда.
Болезнь такая у тебя, церебральный паралич. При которой руки если и поднимутся, то уже опускаются с большим трудом.
Упала я час назад на раздолбанном асфальте, нога в глубокую трещину попала, споткнулась. Под ноги никогда не смотрю, а тут еще солнце, птицы, мысли. Летела несколько метров, боль адская в ноге, так ударилась. Не могу от боли подняться. Сумка с документами и деньгами где-то валяется, не вижу, так больно… Народ бежит ко мне. Подняли с трудом, потому что болевой шок. Две женщины, цыганки, под руки взяли с двух сторон, давайте, говорят, мы вас до дому доведем, вы же не дойдете. Сумка ваша у нас. И показывают, не волнуйтесь, мол.
Тут одна пенсионерка шепчет на ухо: сумку заберите, не нравятся мне они… Заберите, заберите! А я не могу забрать, хотя тревога поселилась, врать не буду. А забрать не могу, не могу обидеть недоверием.
Ведут они меня, долго ведут, нога разрывается от боли, но и мысль о сумке не покидает, вяло, правда, но волнуюсь… Там зарплата и много чего. Но не забираю. Довели до квартиры, спасибо большое сказала. Сумку отдали, я ее тут же открыла. Все на месте. Абсолютно все.
Стереотипы проклятые…
Иду по осеннему Тарту. Иду и думаю, как сейчас помню…
Мне уже 20 лет. Запомни, вот ты идешь здесь, под горку, с университета и тебе уже двадцать.
Иду по летней Алма-Ате. Иду и думаю: запоминай. Сейчас тебе всего 36. Запоминай… Вот идешь и тебе тридцать шесть.
Иду сегодня по прохладному Петербургу и думаю: вот я иду. Мне всего 56. Запоминай. Идешь по Петроградке и тебе пятьдесят шесть. Запомни этот момент. Запомнила?
Все те разы, как сейчас помню. И улицы те. И себя – ту. А эту, сегодняшнюю, – получится ли вспомнить? Удастся ли?
Весь день думала – Уго Чавес хороший или плохой. Он умер сегодня.
Одни