Первые леди Рима. Аннелиз Фрейзенбрук
для публичного показа{94}.
Эти три знака отличия поставили двух женщин в экстраординарное и небывалое до того положение. Право sacrosanctitas было уступкой, сохраняемой исключительно для всенародно выбранных мужчин с политическим положением трибунов. Предоставление его Октавии и Ливии означало признание их общественно-политической значимости, до того закрытой для женщин. Оно также предполагало, что произошла эскалация войны слов между лагерями сторонников Антония и Октавиана, ведущая к ответным оскорблениям, направленным на Ливию и Октавию, – или, по крайней мере, что Октавиан хотел создать такое положение. Право на свободу от опеки не было совсем новым, так как им, к примеру, давно обладали жрицы Весты. Но от всех остальных римских женщин, даже тех, чьи отцы и мужья умерли, требовалось принять надзор tutor, или опекуна, – в данном случае присвоение статуса, сравнимого со статусом весталок, было явным. С Октавией и Ливией следовало обращаться так же, как и с самой уважаемой группой женщин в римском обществе{95}.
Однако потенциально предоставление такого статуса было даже еще важнее. Политики Римской республики всегда были противниками идеи увековечивания женщины в виде публичной скульптуры. В 184 году до н. э. великий оратор и ярый моралист Катон Старший едко раскритиковал такую идею, и до решения Октавиана в 35 году до н. э. мы слышали только об одном примере публичного превознесения в Риме живой женщины созданием ее статуи – конечно же, это была Корнелия, увековеченная в бронзе как мать братьев Гракхов, – увы, ныне эта статуя утеряна{96}. Несмотря на это исключение, мысль о том, что женщина может занять место в галерее публичных портретов, прославляющих римских мифологических и исторических лидеров, все еще была глубоко чужда высшему римскому классу, и сенаторы упорно сопротивлялись возможности для женщин переступить порог политики.
Октавия, конечно, уже имела публичный профильный портрет на Востоке – благодаря монетам, выпущенным во время мирных лет их замужества греческим и азиатским монетными дворами, находящимися под юрисдикцией Антония. Более того, хотя статуи женщин были табуированы в самом городе Риме, не было ничего необычного в том, что в греческих восточных областях империи воздвигались статуи жен, дочерей и матерей мужчин высокого ранга. Царские дома Востока не испытывали сомнений при отведении места женщинам своей династии на монетах и в скульптуре. Сохраняя практику портрета Птолемея, Клеопатра множила свой образ по всему своему царству в виде статуй, изображений на рельефах в храмах и на монетах. Вероятно, именно это стало для Октавиана поводом санкционировать появление подобных статуй его сестры и жены в Риме. Октавиан по сути открыл соревнование женщин своей семьи с их восточными аналогами{97}.
Но в этой хитрости заключался некий риск, так как общественные статуи женщин – членов семьи на Востоке обычно демонстрировали принадлежность
Cassius Dio, Roman History 49.38.1.
Об организации такой опеки см. Hemelrijk (2005); Flory (1993) and Purcell (1986), 85–7. О концепции
Эта статуя обсуждается более подробно в главе 2 этой книги. Flory (1993) приводит несколько ссылок на упоминание в римской литературе памятников других женщин, которым были предоставлены государственные статуи, ни одна из которых не сохранилась. Но почти все эти женщины были из мифологической истории Рима; ср. Hemelrijk (2005). Единственным заметным исключением является позолоченная статуя самой Клеопатры – как считается, она была возведена Юлием Цезарем в храме Венеры-прародительницы. О статуях Ливии и Октавии в качестве возможной пропагандистской реакции на эту статую, см. Flory, 295–6, а также Hemelrijk, 316 – аргументы, что это на самом деле мог сделать Октавиан, а не Юлий Цезарь.
О статуях и надписях в честь женщин на греческом Востоке см. Flory (1993), 296 и Hemelrijk (2005), 309; подробнее – Smith (1987), Kajava (1990) и Van Bremen (1996).