Ворожея. Катя Зазовка
сотворить худого. Ей не пришлось долго волноваться. Народ быстро откликнулся на зов: не поспело облако скрыться за лесом, как люд уже толпился близ вещательной бочки, откуда староста пересчитывал прибывших. В ожидании, когда самый важный человек на деревне возьмет слово, селяне негромко обменивались страшными вестями. Те, кому впервой довелось услыхать, что сотворилось с обозом, в ужасе хлопали глазами и прижимали к себе детей. Не досчитавшись всего нескольких человек, Череда звучно прочистил горло и начал говорить:
– Соседи! Мыслю, что дурная весть уже поспела облететь все село. Но, как велит порядок, поведаю обо всем. Ночью какой-то лиходей напал на торговый обоз и перебил всех людей, что на нем ехали.
– Не просто перебил, а разорвал на куски! – для пущего впечатления не к месту влез один из близнецов-кожевенников.
Бабы ахнули. Мужики заговорили наперебой. Староста укоризненно поглядел на любителя красного словца – тот вмиг стал ярче самой спелой боровки[10] и с преувеличенным интересом уставился в землю.
– Покамест страшиться нечего, – поднял руку Череда, призывая люд успокоиться. Гул немного стих. – Но дабы души и тела усопших обрели покой, следует возвратиться к стойбищу и проводить погибших в последний путь до наступления ночи.
Селяне боязливо закивали.
– Потому, мужики, не мешкайте. Седлайте коней – поедем. Бабам велю оставаться в хатах и на всякий случай запереться до возвращения мужей, – староста уже хотел спрыгнуть с бочки, как испуганная Домна, прижимая к юбке улыбающегося Гедку (юродивый, видать, один не уразумел, что случилось), решилась вслух задать вопрос, коий терзал головы всех селян:
– И кто ж такое сотворить-то мог?
– Может, волки задрали? – предположил кто-то из мужиков.
– Да где это видано, чтоб волк посреди лета на людей нападал?! – замотал головой мельник.
– Тогда медведь?
– Чушь! – отмахнулся Вит.
– Какой медведь! Какие волки! Тут дело явно нечисто! Без темной ворожбы не обошлось! – высказала догадки Доморадовна, по обыкновению сжимая под мышкой петуха и не сводя внимательного взгляда со старосты. Стоявший в сторонке лекарь Рафал только ниже склонил голову.
– Неужто Черная Кукоба? – неуверенно спросила какая-то из баб.
– Как же она людей загрызла? У нее и зубов-то почти не осталось, – пожала плечами другая.
– Какая Кукоба?! Она ж со своей хаты невесть сколько не выходит! – опровергла домыслы третья.
– А ей, чай, и не надобно выходить! – высказал догадку местный пьянчуга, вытерев грязным рукавом синеватый нос.
– А что, ежели помимо Кукобы умелицы имеются?
– О чем это ты, Доморадовна? – недоверчиво спросила Домна. Десятки пар глаз устремились к бабке.
– Неужто никто из вас не ведает? – с притворной неосведомленностью спросила та. Люд замотал головами. Хохлатый снова стал биться и вырываться из цепких морщинистых рук. Бабка дождалась, покуда не останется ни одного селянина, который глядел бы куда-нибудь
Боровка – устаревшее название брусники.