Северная Корона. Против ветра. Анна Джейн
это хуже? – разинул рот от удивления пожилой мужчина. – Да я, между прочим, заслуженный артист!
– Знаем-знаем.
– Знает он! Лучше бы сказали, чем я хуже студентов! – шумно дышал от негодования Викентий Порфирьевич.
– Они хотя бы меня слушаются, – совсем разгневался дирижер, показывая во всю красу свою творческую холерическую натуру. К тому же с Викентием Порфирьевичем они давно не ладили. Слишком уж были разными.
– Это вам кажется, – парировал преподаватель истории музыки. – Вас, знаете ли, студенты не любят. Вы злой и некорректный педагог, – объявил он.
Марта захихикала в кулак.
– А вы зато белый и пушистый, – захохотал распалившийся Иван Савельич, забыв, зачем он сюда приехал. – Я, между прочим, всегда адекватно оцениваю студентов. А вот вы – вся консерватория знает! – студентов-то не очень жалуете, а вот студентки, даже искренние дуры, у вас с первого раза все сдают на «отлично» да «хорошо»!
– Ну, вы и сплетник, – ахнул его оппонент и с презрением заявил. – Лучше бы вы своими партитурами были заняты, а не слухами, дорогой мой Иван Савельевич!
– Это не слухи, а проверенные факты.
– Да я… Да вы… Да я… – захлебнулся в праведном возмущении преподаватель истории музыки и разразился гневной тирадой. Иван Савельич ответил ему тирадой не менее обличительной: в общем, два музыканта развернули славные военные словесные баталии. Один покраснел, как помидор, второй в пылу дискуссии размахивал руками. Другие преподаватели пытались, было, успокоить ссорящихся, но потерпели неудачу и удалились в международный терминал, махнув на коллег руками. Эти двое любили иногда поцапаться. И не только между собой.
– Вы гостя-то встречать думаете? – посмотрев на наручные часы, спросила Юля негромко, однако ее неожиданно услышали. К этой спокойной, вдумчивой и дерзкой одновременно девушке вообще часто прислушивались.
– Думаем, – опомнившись, мигом закруглился со спором Иван Савельич, которому уже нужно было бежать и встречать свою Василису Курочкину. – Мы с вами потом договорим, – кинул он многозначительный взгляд на озлобленного Викентия Порфирьевича и, прихватив с собой одного из студентов, поспешил вперед. Тот же прошипел что-то нехорошее и, размахивая желтой табличкой с именем своего гостя, побрел следом за Юлей, небрежно сложившей руки в карманы джинсов, как самый настоящий парень, и Мартой, держащей букет. Девушкам до сих пор было смешно – преподаватели, будучи натурами творческими, нервными, частенько терпеть друг друга не могли.
Почти час сестры и их пожилой, но молодящийся преподаватель торчали в зале ожидания. Друг с другом Марта и Юля не разговаривали, зато всяческими байками из своей музыкальной жизни их развлекал Викентий Порфирьевич, быстро пришедший в отличное расположение духа.
– И когда наш оркестр отправился за границу, с нами вместе поехали – так, знаете ли, тогда полагалось – два сумрачных типа из КГБ, – рассказывал он душещипательную историю о своей первой поездки за границу в