Песочные часы, или Маятник Фуко. /Симфония челночного жанра/. Вторая книга. Валерий Арефьев
в кассе новенькие двадцатипятирублёвки. Пока не позвонил Славик. Славик Зуев, мой старый знакомый, акробат.
Наверное, я был тогда просто идиотом! Идеалистом, начитавшимся вредных советских книжек. "Любимых" наших авторов, вроде Горького, Фадеева, Леонида Леонова и прочих "певцов соцреализма"! "Райком закрыт, все ушли на фронт"! Ха-Ха! Так уж и на фронт! И не менее, а то и более вредных, русских писателей. Настоящих. Которым можно было верить, и оттого особенно вредных. Всяких там Чеховых, Толстых, Буниных, и Куприных с Достоевскими. С вечными их нудными рассуждениями о предназначении, идеалах, предначертании, жизненном пути, и прочей либеральной мутью. Что делать, у нас была читающая семья, в доме было много книг. Да ещё и мама, она выписывала "Иностранку", толстый журнал под названием "Иностранная литература". Читал я много и с упоением. Всё подряд. Домашнюю библиотеку перечёл, как минимум, три раза. Журнал Юность, иногда попадался Самиздат. Позже – толстые журналы, Новый Мир, Знамя, и что-то там ещё. Компьютеров тогда не было. В коктейле со всевозможными американцами, вроде Фолкнера и Ирвина Шоу, в дикой смеси духовных судорог Набокова с романами зрелого социалистического реализма, вся эта Русская Литература создала чудовищную какую-то мешанину в моей бедной голове. Я был идеалистом. Конечно, я не строил иллюзий по поводу окружающей меня действительности, но я всё же был идеалистом. Кажется, остался им и до сих пор. До сих пор мне хочется верить в людей. Быть идеалистом – довольно глупое занятие. Это очень непрактично и всегда несовременно. Часто ведёт к финансовым потерям. Мне, поверьте, это известно очень хорошо. А тогда, тогда мне действительно казалось, что в человеке всё должно быть прекрасно. И душа и тело, ну и, конечно же, работа!
Профессия грузчика не казалась мне чем-то особенно приличным. Действительно стоящим занятием. К тому же, Славик сказал, что скоро, месяца уже через полтора, они едут во Францию, на гастроли. Больше, чем на месяц. Париж, Марсель, гонорары в инвалюте… И, может быть, я тоже с ними успеваю. Возможно. Если повезёт. Если прямо сейчас оформлюсь и завтра же приступаю к репетициям. А вообще, он собирался делать новый номер. Хотел сделать совершенно новый, классный номер. Он уже и оборудование заказал. И ему нужен был хороший гимнаст, желательно турнист. А лучше – два. Два гимнаста, таких кто лучше всех работает на турнике. А я как раз таким и был.
Когда я написал заявление по собственному, меня пригласил к себе директор. Директор завода пригласил к себе простого грузчика. Позвонил секретарю, нет, конечно, секретарше, и попросил принести две чашки чая. Ему, директору, и мне, простому грузчику. Он намекнул, да нет, он сказал мне прямо, что я легко и быстро могу стать бригадиром. Что такие кадры, после армии, да ещё и с высшим образованием, имеют очень хорошие перспективы. И завод их очень ценит. Я чувствовал себя неловко. Впервые в жизни меня уговаривали остаться. И уговаривал меня – директор! Меня, раздолбая, уговаривал настоящий директор. Директор целого завода! Как будто я был космонавт! И