Отпусти меня. Елена Габова
хочешь?
– Нет.
– Вижу, что хочешь. У тебя глаза голодные.
– Ничего они не голодные.
Я хотела ему прямо сказать: «Чего привязался? Гони отсюда», а потом подумала, что Шляпа не грубит, даже заботится обо мне, и как-то это неприлично грубить и на дальнюю дистанцию посылать. Как-то это ну… невежливо. И промолчала.
В следующий раз он вернулся ко мне с шоколадкой. Положил на сиденье рядом плитку «Бабаевского» и маленький сок. И ушел. Я как раз такой шоколад люблю – горький, я косилась на эту шоколадку и сдерживалась изо всех сил, чтобы ее не цапнуть. Терпела-терпела, а потом решила отломить половину. Все-таки адски хотелось есть. Мы у Вальки только чай пили с двумя ма-алюсенькими печенюшками. Начала отламывать, а она гадская как зашуршит фольгой на весь вокзал. Все на меня обернулись и стали смотреть. Я отдернула руку. Блин, шуршать шоколадка была здорова, а чтобы оторваться… фиг она оторвалась, у нее же две защиты – фольга а сверху еще бумажная шкурка. Я вскочила с места и быстро пошла к выходу. Почти побежала.
Все! Домой! что у меня, дома нет?.. а то, что про эти дела отчим узнал, – да и фиг с ним, перебьется… И я перебьюсь, только жутко грустно пропасть дней вычеркивать из жизни. Просто ужасно. Да…
Я вышла из здания аэровокзала на залитую светом фонарей улицу. Под фонарями метался клубок из сухих осенних листьев, они гонялись друг за другом, подрагивая задранными вверх хвостиками. Как игрушечные бумажные собачонки. Ветер плеснул в лицо, и я вспомнила, что на мне всего лишь одна тонкая ветровка поверх футболки, а погода стала дрянная. Похоже, что ночью вообще подморозит. В конце сентября это у нас запросто и даже в начале сентября бывает, а сегодня уже восемнадцатое, уже больше двух недель мы учились.
Я вышла из зоны фонарного света, и тут меня сразу же – ждали, да? – с двух сторон подхватили какие-то парни.
– Вы что? Отпустите! – удивленно сказала я.
Они ничего не говорили и вели меня по направлению к парковке. Что делать? Из уроков ОБЖ я знала, что нужно что есть мочи закричать. Но было ужасно стыдно кричать. Я еще ни разу в жизни не кричала. Ведь все сразу оглянутся, станут зырить… Но потому и нужно крикнуть! Чтобы все оглянулись и стали смотреть!.. И лучше всего кричать: «Пожар!», тогда все точно оглянутся, потому что все без исключения боятся пожара. Но какой, к черту, пожар осенью? На улице? Откуда он возьмется?
И я крикнула совсем по-малышовому:
– Мама!
Нет, даже так:
– МАМА!
И эти дураки меня сразу отпустили и метнулись в разные стороны. А я рванулась назад в здание вокзала.
Я больше не выйду на улицу. Ни за что! Ни за что ночью! Дождусь утра. И спать на вокзале я не смела. А вдруг эти дураки меня возьмут за руки – за ноги и отнесут в свою тачку. Скажут любопытным зевакам: а это наша подруга. Заснула. Напилась. Плохо стало. Мало ли, что они придумают. А то, может, они и взятку полицейскому сунут, чтобы тот как будто ничего не видел.