Александрия-2. Дмитрий Барчук
ановись-ка, любезный, – велел ямщику купец второй гильдии Семен Феофанович Хромов и, обратившись к своему пожилому спутнику в сильно поношенной черной шинели путейского инженера, добавил: – Где-то здесь его новая келья. За этой горкой уже обрыв. Там Чулым. А вот и густой кустарник, про него нам сказывали в Красной Речке. И тропа с дороги свернула. Куда ей вести еще, как не в келью к старцу?
– А ты не ошибаешься, Хромов? Смотри, как ее перемело. Видно, здесь давно уже никто не ходил.
Старик-путеец говорил как-то чудно, произнося каждое слово отдельно, а не как обычные люди.
– Чему удивляться, Гаврила Степанович, сейчас же Великий пост. Федор Кузьмич всегда так делают. Наберут сухарей на все семь недель и молятся в уединении, чтобы им никто не мешал. Вот и не выходят с заимки. Хотя нынче, мужики в деревне сказывали, нарушил он свое заточение. Когда панихиду по императору Николаю в церкви служили, он пришел. И откуда узнал в таежной глуши, что государь отдал Богу душу? Весь молебен отстоял, а потом еще долго молился в сторонке. Истину говорят – святой человек Федор Кузьмич! – говорил купец, прокладывая себе путь по занесенной снегом тропе.
– А ты сам-то, Семен Феофанович, веришь, что это царь? – напрямик спросил Хромова человек в инженерской шинели, стараясь ступать по следам первопроходца.
– Царь не царь, но человек это не простой. Люди сказывают, что это беглый кержацкий патриарх. Но мне сдается, что это и есть император Александр I. Уж больно Федор Кузьмич на него похож.
– Ладно. Сейчас мы твоего таинственного старца выведем на чистую воду. Я, Феофанович, с Александром Павловичом Романовым был знаком лично. И когда с французами воевали, и потом, когда служил у Сперанского в Сибирском комитете и у Аракчеева в совете по военным поселениям, встречаться доводилось. Только сказки это все, Хромов. Не могут цари жить хуже ссыльных. Не царское это дело. Про это я тебе и в Томске говорил. И сейчас скажу: нечего было тащиться за таким пустым вопросом в этакую даль. Нос морозить.
– Да не ворчи ты так, Гаврила Степанович. Все равно по дороге на мой прииск. Ты же сам хотел посмотреть, как золото сейчас добываем. Зря, что ли, я перед полицмейстером за тебя хлопотал? Он бы тебя из Томска не выпустил на целую неделю. Пришли уже. Вон она – старцева заимка! – радостно воскликнул Хромов, показывая на деревянную избушку, прилепившуюся к горе у самого обрыва.
Над трубой поднимался слабый дымок.
Хромов постучался, но, не услышав ответа, потянул на себя дверь. Она легко отворилась. Отодвинув в сторону висевшую кошму, путники вошли внутрь.
– Бог помощь, хозяин! – сказал купец, закашлявшись.
Печка сильно дымила, и у него перехватило дыхание. Его попутчик даже не успел толком рассмотреть убранство лачуги. Со свету глаза не сразу привыкли к полумраку. Вечерние сумерки едва проникали в келью через маленькое окошко. И только икона Спасителя, висевшая под потолком в красном углу, была освещена еле чадящей лампадкой.
– Здравствуйте, люди добрые, – ответил с лавки ласковый голос.
Путейцу он показался до боли знакомым.
– А кто это с тобой, Семен Феофанович? – спросил поднимаясь со скамьи старец.
Но Хромов ответить не успел, ибо гость сам поспешил представиться:
– Гавриил Степанович Батеньков, политический ссыльный из Томска.
Отшельник вздрогнул и какое-то мгновенье находился в сомнении: либо ему вставать с лавки, либо снова лечь.
– Вам плохо, Федор Кузьмич? – поспешил на помощь старцу купец.
– Занемог третьего дня. Погода скверная. То оттепель, то мороз. Вот и прихватило, когда дрова рубил.
– Сколько раз уже говорил вам: хватит себя истязать в этой глуши, – причитал Хромов. – Переезжайте лучше жить к нам в Томск. Там хоть доктора есть. Подлечат, коли совсем туго станет. А жена и дочь мои как будут рады вас принять! Они обе в вас души не чают.
Старец не ответил, а сунул ноги в валенки и, поднявшись со скамьи, пошаркал к столу.
– Кроме чая и сухарей ничего вам предложить не могу. Я не ждал гостей, – извинился он.
– Не извольте беспокоиться, батюшка Федор Кузьмич, – засуетился Хромов. – Мы, как солдаты, все свое носим с собой. Мы вам сами гостинцев привезли. Вот: свечи, масло для лампадки, спички, соль, сахар, чай, сухари… Моя хозяйка Наталья Андреевна даже кофею положила. Наказала передать вам от ее имени. Вы бы хоть рыбки поели, а то совсем отощали.
– Зачем ты меня пытаешься совратить, Хромов? Знаешь же, что я рыбу ем только по праздникам.
Старец подошел к печи, подкинул в топку дров. Из кадки зачерпнул полный ковш воды и вылил ее в закопченный чугунок.
– На печи вода быстрее закипит, чем в самоваре, – пояснил он и, обратившись к стоящему в дверях путейцу, добавил: – А вы что стоите? В ногах правды нет. Садитесь, подполковник.
Федор Кузьмич повернулся в сторону гостя и выпрямился во весь рост. Он стоял подле печи в длинной –