Александрия-2. Дмитрий Барчук
на руки вниз головой. В таком положении, быстро переставляя руки, он стал кружить по поляне перед заимкой.
Когда гость остановился и вновь вернулся в привычное для человека положение, хозяин не удержался и похвалил его:
– Молодец! Где ты этому научился?
– В тюрьме.
Старец помолчал немного, но затем добавил:
– Изнеженное тело быстро стареет. И наоборот, человек, познавший лишения, не потакающий своей слабости, а превозмогающий ее, так закаляет свой дух, что и плоть его становится как сталь. Это только глупые и ленивые люди считают, что старость – не радость. Правда же, Гавриил? Старость – это венец жизни, и от человека зависит, каким он подойдет к этой черте: либо больной развалиной, либо умудренным аскетом. Еще древние греки говорили: предающийся излишествам не может обладать мудростью.
Раскрасневшийся от зарядки и обтирания бунтовщик согласно кивнул и добавил:
– Только я б все равно не возражал скинуть годков так двадцать.
Старики переглянулись. Они поняли друг друга. В этот момент даже декабрист не испытывал ненависти к бывшему царю.
– Я скоромного в доме не держу. Суп с грибами будешь? – спросил гостя старец.
– А я вообще мяса никакого не ем.
– Епитимью на себя наложил?
– Да ни в жизнь! Я еще до такого истязательства себя, как ты, не дошел. Само собой вышло. В молодости увидел, как рубили голову петуху. Он, уже безголовый, с плахи спрыгнул и понесся по двору, а из него кровь фонтаном брызжет и обагряет белый снег. А он все носится как угорелый и не знает, что уже мертв. Вот с той поры птицы и мяса не ем. Кусок в горло не лезет.
Поев с аппетитом грибного супа с сухарями и попив душистого чая с разными таежными травами, политический ссыльный совсем разомлел и проникся к хозяину даже некоторой симпатией. Убивать его больше не хотелось, но и расшаркиваться перед бывшим величеством Батеньков тоже не собирался.
– Ты спрашивал меня о 14 декабря? Так и быть, расскажу тебе, что мне известно. Только от моих оценок тех событий тебе легче не станет. Наоборот, я очень хочу, чтобы ты осознал, какую глупость ты тогда совершил.
– А, может, мне только это и надо. Ты об этом не думаешь?
Батеньков пожал плечами и начал свой рассказ:
– Когда в конце ноября 1825 года в Петербург пришли вести о твоей скоропостижной кончине в Таганроге, в большой церкви Зимнего дворца еще служили молебен за твое здравие. Церковь сразу опустела. Придворные, как тараканы, попрятались по щелям, испугавшись грядущих перемен. А твой братец Николай, которого ты избрал в свои преемники, даже со страху опрометчиво принес присягу другому твоему придурковатому брату – Константину. Бедняга, он каждый день посылал письма с курьерами в Варшаву, умоляя Константина Павловича приехать в Петербург, но тот лишь ограничивался отписками, что не собирается вступать на престол, а если к нему и дальше будут приставать