Секреты обманчивых чудес. Беседы о литературе. Меир Шалев
но она тут же спешит извиниться: «Не смотрите на меня, что я смугла; ибо солнце опалило меня»[30].
Кстати, и библейское выражение «эшет хайль», столь близкое, казалось бы, к русскому «бой-баба», в нашей древней литературе связано вовсе не с представлением о смелой, решительной или независимой женщине, а определяет жену, которая добросовестно выполняет традиционные женские обязанности в рамках семьи[31].
«Уверено в ней сердце мужа ее, и он не останется без прибытка», – говорится о такой женщине в «Притчах»[32]. Иными словами, «эшет хайль» в Библии – это, прежде всего, верная жена, которая приносит домой заработок. Глава 31 «Книги Притчей» начинается с предостережения: «Не отдавай женщинам сил твоих» – и отсюда переходит к прославлению этой самой «добродетельной жены», чьи подвиги свершаются исключительно между лавкой и кухней. Она встает на заре и идет на работу она продает, она покупает, она сажает виноград, она прядет ткань, она обставляет свой дом, она одевает семью и подает милостыню нуждающемуся. А польза? «Муж ее известен у ворот, когда сидит со старейшинами земли». А воздаяние? «Встают дети и ублажают ее, встает муж и хвалит ее».
Таков факт: нигде в Библии не встретишь женщину, которая стремится к той независимости, какая отличает греческих нимф. Усилия и интересы библейской женщины всегда направлены на семью, а не вне ее. Такова знаменитая Руфь-моавитянка и таковы даже смелая Авигея из Кармиэля и решительная Фамарь, жена Ира, о которых мы будем говорить в другой раз[33].
И тем не менее нимфы не исчезли из мира вместе с Древней Грецией. Иногда я вижу такую Аталанту – мужественную, широкоплечую, идущую мне навстречу широкими шагами, – и тогда я думаю: знает ли она, какие мифологические ассоциации вызывает у мужчин ее облик? Соревнуется ли она с ними в беге? Даст ли мне Афродита золотые яблоки, чтобы я смог перегнать ее, или же кто-то иной превратит эту девушку в дерево?
И чисто литературная тоска по нифмам тоже еще существует. Я то и дело с радостью обнаруживаю Аталанту, «выпрыгивающую на берег» из страниц какой-нибудь книги. Пусть она уже не выбегает из медвежьей пещеры и не убивает вепрей, но она так же сильна, быстра и опасна, и так же независима и слитна с природой, и также рыжеволоса и длиннонога, а иногда даже претерпевает ту же жестокую метаморфозу, которую претерпели ее греческие предшественницы.
Самой поразительной из таких «литературных нимф» мне кажется Хая-Нехама – героиня романа «Заколдованный город» израильского писателя Иошуа Бар-Йосефа, о котором я уже упоминал в нашей предыдущей беседе. «Заколдованный город» – это история нескольких поколений хасидской семьи из Цфата[34]. История эта начинается с землетрясения 1837 года и завершается в конце Первой мировой войны, в 1917 году, то есть восемьдесят лет спустя.
Я назвал Хаю-Нехаму «самой поразительной», потому что ультраортодоксальная религиозная община Цфата – чуть ли не последнее место, где читатель
Песн. П. 1, 5.
В синодальном переводе – «добродетельная жена» (Прит. 30,10).
Прит. 30, 11.
Руфь-моавитянка – героиня Книги Руфь; Авигея из Кармиэля упоминается в 1-й Книге Царств, 25, 3; Фамарь, жена Ира – в Книге Бытие, 38, 6.
Хасиды – одна из крупнейших групп в современном ортодоксальном иудаизме, отличается повышенным мистицизмом; Цфат – город на севере Израиля, важный центр становления еврейского мистицизма и каббалы.