Отравленный пояс. Артур Конан Дойл
пустым купе.
– Должен сказать, что с тех пор, как я имел удовольствие, профессор Саммерли, видеться с вами в последний раз, ваши манеры ничуть не исправились, – строго заметил лорд Джон.
– Вы, аристократишки, не привыкли выслушивать правду, – ответил Саммерли с презрительной усмешкой. – Еще бы! Это не так уж приятно, когда кто-нибудь вдруг дает вам понять, что титул не мешает вам оставаться круглым невеждой!
– Честное слово, сэр, – сказал лорд Джон сдержанно и сухо, – будь вы моложе, я не позволил бы вам говорить со мной таким оскорбительным образом.
Саммерли вскинул голову и затряс козлиной бородкой.
– Могу вам сообщить, сударь мой, что, молодой или старый, я никогда в жизни не боялся высказать свое мнение безграмотному индюку. Да, сэр, я вас называю безграмотным индюком, хотя бы вы носили все титулы, какие только могут придумать рабы, а дураки принять.
Глаза лорда Джона загорелись, однако он героическим усилием подавил вспышку гнева и, скрестив руки на груди, откинулся на спинку дивана; горькая улыбка застыла на его губах. Мне было и страшно и больно. Волной нахлынули воспоминания о нашем былом товариществе, о счастливых днях необычайных приключений, о наших общих трудах, и страданиях, и победах. И вот чем это кончается: оскорблениями и бранью! Я вдруг расплакался – расплакался взахлеб, не в силах сдержать рыдания. Спутники глядели на меня в удивлении. Я закрыл лицо руками.
– Ничего, – проговорил я. – Но только… только мне так обидно!
– Вы больны, мой мальчик, вот в чем дело, – сказал лорд Джон. – Мне с самого начала показалось, что вам не по себе.
– За эти три года вы, сударь мой, не отстали от ваших дурных привычек, – сказал Саммерли и покачал головой. – От меня тоже не ускользнуло при встрече, что вы ведете себя довольно странно. Напрасно вы перед ним расточаетесь в сочувствии, лорд Джон. Это пьяные слезы, и только. Мальчишка просто надрался! Кстати, лорд Джон, я только что назвал вас индюком, что, пожалуй, было слишком крепко сказано. Однако это слово напомнило мне об одном моем скромном даровании, обыденном, но забавном. Вы знаете меня как сурового мужа науки. Поверите ли вы, что некогда я пользовался среди ребятишек заслуженной славой искусного имитатора домашних птиц? Я могу доставить вам приятное развлечение в дороге. Не хотите ли послушать, как я кричу петухом? Это вас, пожалуй, позабавит.
– Нет, сэр, – сказал лорд Джон все еще в сильной обиде. – Меня это ничуть не позабавит.
– Могу изобразить, как квохчет курица, только что снесшая яйцо. Мое исполнение, смею сказать, считалось когда-то незаурядным. Хотите, попробую?
– Нет, сударь, не хочу.
Однако, невзирая на столь решительное возражение, профессор Саммерли отложил свою трубку и до конца поездки развлекал нас – или тщился развлекать, – попеременно изображая голоса всевозможных птиц и животных. Это было до того