Секс-игры Майкла Дуридомова. Эротические рассказы. Марк Довлатов
дождался выключения, посветил фонариком по комнате, открыл дверь ключом, вышел в коридор, закрыл и повернул направо. Из-под двери соседнего кабинета пробивался свет. Вот черт, Анна Сергеевна! Что она там делает ночью. Дежурит, может. Или она там не одна? Ну и больница. Когда они еще людей лечить успевают. Да не очень-то они и торопятся. Так, тихонько, дверь сестринской открываем, теперь закрываем, ключ Вячеслава Ивановича возвращаем… ох и курить хочется, аж уши опухли. Курнем щас быстренько в окно и домой.
Михаил приоткрыл окно и с наслаждением закурил, свет из соседнего окна сиял призывно, как маяк. Давно ты ее не видел, Майкл. Может глянуть. Вот и карниз, сантиметров двадцать, в кедах – плевое дело. Да брось, Белка тебя заждалась, пошли домой. Ну ладно. Пошли. Щас одним глазком гляну, и пойдем. Он выбросил сигарету и сел на окно, нащупал носком ноги карниз, выбрался наружу – до газона было метра три-четыре. Он развернулся лицом к стене и потихоньку двинулся влево. Вот и идем, все нормальненько, в кино так все ходят, и мы дойдем, вот и дошли, жалюзи приоткрыты, уже хорошо. Он увидел сидящую в кресле женщину в белом халате, больше в кабинете никого не было видно. Анна Сергеевна сидела вполоборота к нему, всегдашнее ее декольте мерно вздымалось, внизу халат был задран, руки ее умостились между ног и что-то там делали. На столе горел монитор, в нем двигались четыре фигуры: сочная блондинка сидела сверху на чернокожем атлете, сзади к ней пристроился второй, а третий стоял перед ее лицом и изображал из себя поршень паровой машины. Во дают ребята! Слаженно работают, молодцы, и блестят все как пианино, натертое полиролью. Давно уже работают. Так, щас они один за другим… ну да, кто бы сомневался… прямо в ротик… зачем продукту пропадать зря… Анна Сергеевна согнула ноги в коленях, потом вытянула, бедра ее дернулись несколько раз и потихоньку успокоились, она подняла руки вверх и засунула их в вырез халата. Вот, я бы тоже щас… проверил… как они у тебя там поживают… Что ж за пассаж тебе больше всего понравился в этом квартете… спросить бы… ты бы даже, может, и сказала… но мы не будем… нам пора домой… у нас там свое кино…
Михаил почувствовал давно нарастающий бунт в трюме, зиппер затрещал, стена стала удаляться, боцман просигналил об опасном крене судна, мачта качнулась, он судорожно замахал руками, но не поймал никакого спасательного круга, долю секунды балансировал на краю карниза, потом оттолкнулся от него ногами, уже в воздухе выпрямился в свечу, вытянул носки и рухнул в пушистую елку.
Он открыл глаза, небо было перечеркнуто Млечным Путем. Красиво как. Хвоей пахнет. Лес, что ли. Какой тебе нахер лес, придурок. Стой. Мысли есть, значит, голова цела. Уже хорошо. А ноги. Пошевели пальчиками. Пальцы шевелились, ноги сгибались, руки поелозили по груди, ощупывая ребра, и напоролись на дырку в куртке, под которой саднила боль. Ну ты, блин, Майкл, в рубашке родился. Ну-ка, сядем. Сели. Вроде нормально. Встаем. Встали, ноги держат, дрожат только, кости целы, пора их уносить.
Михаил