Тихушник. Александр Федорович Бабин
не по годам. Жулики его выбрали, как и положено по их законам, – на воровской сходке. У него хранится и воровской общак – касса, – только никто её не видел, доступ к ней ограничен. Претендентов на эту должность было предостаточно, так, что ухо держи с ним востро. И ещё внимательно смотри и запоминай – может, в квартире находится посторонний, нам важно знать его круг общения. На следствии все жулики начинают врать, когда мы их начинаем к стенке прижимать: мол, этого человека первый раз видят и никогда не признаются, что знакомы с ним. Хоть покажи им фото, где в обнимку стоят, хоть наяву предъяви – всё равно в отказ идут, скажут – фотомонтаж. Жулики такого ранга на контакт с оперáми редко идут.
Мы позвонили в дверь – не прошло и каких-то двух секунд, как она открылась. На пороге стоял улыбающийся молодой парень в модном спортивном костюме «Адидас», с золотой коронкой на верхней челюсти. Точно радуясь нашему приходу, он раздвинул руки в стороны:
– Ка-а-кие люди – и без охраны!.. А я смотрю в окно и любуюсь закатом – уж больно красив. Подумал – хоть бы ко мне в гости оперá зашли, скучно вечера одному коротать… Во двор посмотрел, вижу – Владимир Иванович идёт, и с ним незнакомый мне человек. Дай, думаю, встречу их, всё-таки не чужие люди!
– Как дела, Володя? На работу не устроился? А то, сам знаешь, нас за вас строго спрашивают, должны работать все. Кто не работает, тот не ест! – сразу с порога спросил наставник. (Я понял, что это и есть «смотрящий». )
– Нет, не устроился. Пока не могу найти работу по профессии.
– А что у тебя за профессия? Напомни мне, – что-то я запамятовал. Небось ищешь, где набирают на курсы по изъятию кошельков из кармана? Так я знаю, где это – ИТК—1, могу походатайствовать, – сказал Владимир Иванович и они оба засмеялись.
– Был я уже там – неважно учат. Скоро устроюсь. Друзья пообещали непыльную работу на спасательной станции, – уже серьёзно сказал Желтов.
– Вот и хорошо. Как устроишься, справку с отдела кадров принесёшь. Познакомься – это твой куратор, Семёнов Александр Фёдорович, прошу любить и жаловать, – сказал наставник.
– Любить – не в моём амплуа, а вот жаловать – точнее, жаловаться – наверно, на него придётся. Вижу по его глазам – не понравился я ему, даже мысли его прочёл – он хочет меня быстрей упрятать в тюрьму… Или я ошибаюсь? – сказал Желтов, состроив устрашающую гримасу.
Я заулыбался. Выдержал минутную паузу, как бы давая ему понять, что мне его угрозы безразличны – не подавая вида, как нас учили в школе милиции.
– Я буду действовать, как написано в уголовном кодексе: нарушил его – получай своё. Это будет справедливо и по совести. Главное, «воры в законе» тоже придерживаются этих правил. Судьба оперов – ловить жулика, а у жулика – убегать, но делать всё нужно по закону.
Желтов выслушал мои суждения и поднял вверх руки, показав тем самым, что он испугался – якобы сдаётся перед моими словами.
– Вот