Рыбный промысел в Древней Руси. Андрей Куза
и скотоводству – рыболовство не исчезло, не выродилось в третьестепенную отрасль, а приняло качественно новые формы. Исследователи, изучающие социально-экономическое положение Руси в XVII веке, согласно фиксируют: наличие промысловых деревень и слобод, населенных специалистами-рыболовами; значительный процент профессионалов-рыбаков среди посадского люда; оживленную торговлю рыбой на городских рынках; всевозможные повинности, взимавшиеся рыбой феодалами с подвластных селений, и т. д.[2] Наглядным свидетельством большой ценности рыбных угодий служат актовые материалы и другие письменные источники, придирчиво регистрировавшие не только крупные водоемы, но и пруды, и мелкие лесные озёра. Поэтому вывод Г. Е. Кочина о том, что «рыба – важнейший продукт питания в Древней Руси, и продукция рыболовства занимала важное место в рационе ее населения, в том числе и господствующего класса», – кажется весьма обоснованным[3]. Однако картину, отраженную источниками времени сложения русского централизованного государства, нельзя механически перенести в более ранние эпохи. Исходные позиции наметившегося процесса скрыты внутри предшествовавшего периода – сложной и подчас малоисследованной истории Киевской Руси. Лишь привлечение самого широкого круга источников и прежде всего данных археологии позволит разобраться в этом вопросе.
При изучении социально-экономического строя в целом или одной из его сторон в узких хронологических рамках всегда существует опасность получить не развернутую картину явления в его движении, а статичный слепок достигнутого уровня. Пытаясь преодолеть этот недостаток, автор раздвинул границы исследования от последних столетий первого тысячелетия н. э. до начала XVI в. включительно, т. е. от времени зарождения государственности у восточных славян до становления Московского централизованного государства. Столь продолжительная историческая эпоха выбрана не случайно. Именно на нее, по мнению ряда ученых, падает «восходящая» стадия феодальной формации в России[4]. Перелом наступил, по-видимому, в конце XVI–XVII в., когда под воздействием товарно-денежных связей отчетливо обозначились признаки разложения натурального хозяйства[5]. Эти выводы опираются на тонко подмеченные сдвиги в характере производственных отношений как в земледелии, так и в ремесле, на видоизменения в структуре феодальной ренты, на всё более усиливавшееся влияние рынка. Было бы интересно сравнить параллельные материалы из сферы промыслов, например, рыболовства. Если указанные явления имели характер всеобщей закономерности, то и здесь они должны проступить не менее четко. Причем, наблюдая за развитием рыболовства на протяжении длительного отрезка времени, мы получим действительно твердые критерии, чтобы отличить случайное и спорадическое от повсеместного и главного. До сих пор такая работа не проводилась, но в свете дискуссии о генезисе капитализма в России она не кажется бесполезной.
Поднятую
См., напр.,